Аркадий Ваксберг - Белые пятна

— Всенародное достояние защищать надо, — отвечаю я, и товарищ Тютюнник радостно хлопает себя по колену:

— Вот это совсем другой разговор.

События февральского вечера, которые привели меня сюда, в окрестности Винницы, в Мизяковские хутора, восстановлены сейчас с точностью до минуты: в половине девятого мимо сторожа колхозного гаража на полном ходу пронеслась грузовая машина, водитель которой — Николай Македонский — давно уже мирно ужинал дома. Из-за темноты сторож не разобрал, сколько человек (и кто именно) оказалось в машине, но то, что машину угнали, сомневаться не приходилось.

Через несколько минут в гараж случайно зашел водитель Шкаранда. Мгновенно оценив ситуацию, он решил догнать злоумышленника на своей машине. К Шкаранде присоединились еще два шофера, оба — Гриценко, Иван и Дмитрий (не родственники — однофамильцы). Дмитрий вооружился (предусмотрительный человек!) — прихватил заводную ручку («длина 74 сантиметра, толщина 2,2 сантиметра, вес 1910 граммов» — из акта осмотра вещественного доказательства). «Зачем?» — спросят его на суде. Вопрос его удивит: «На бандита — с голыми руками?!»

Километра через два, возле автобусной остановки, преследователи наткнулись на грузовик, за которым гнались: мотор отказался работать в неумелых руках беглецов, и машина стала поперек дороги. Слышались голоса, но — чьи? Был ли то разговор людей, стоявших на остановке? Или неведомые угонщики совещались, не зная, что делать с застрявшим грузовиком?..

Какой-то парень вышел из-за машины. Направился прямо к Шкаранде и двум Гриценко — Дмитрию и Ивану. «Бей бандита!» — раздался возглас (до сих пор неизвестно чей: от авторства отказались все трое), заводная ручка обрушилась на голову незнакомца, и заработали кулаки.

В ответ не последовало ни звука: видимо, первый же удар лишил жертву речи. Но ее все еще били, в темноте, без разбору, били, не зная точно кого, били свирепо и молча, а потом, когда первый жар поутих, взяли за руки и за ноги, приподняли, как мешок, и, раскачав, бросили в кузов.

Грузовик (тот, который угнали) остался стоять посреди дороги — в темноте, с невключенными габаритами, рискуя стать причиной дорожного происшествия. Даже, может быть, катастрофы. Но наших гонщиков он, как видно, не очень-то беспокоил — куда важнее теперь был пойманный ими бандит. Под победные кличи машина Шкаранды влетела на площадь перед новеньким зданием сельсовета, и «бандита», который очнулся, с руками, заломленными назад, ввели в вестибюль. Своего часа там уже дожидались завгар Зинец и шофер Македонский, чья машина продолжала стоять без присмотра в темноте на дороге.

Выплевывая кровь изо рта, «бандит» лепетал: «Дяденьки, не бейте, я ничего не сделал». Жалкие эти слова не остудили, а разожгли. К тому же Зинец и Македонский еще не успели облегчить душу, их обошли — от этой жгучей обиды руки чесались особенно сильно.

Тем временем в сельсовет прибыла местная власть: председатель исполкома товарищ Антонишин, председатель колхоза товарищ Гребень и его заместитель товарищ Тютюнник. Их спешно вызвали на ЧП, и теперь — наконец-то! — наступит конец расправе, восторжествует порядок, а распоясавшихся шоферов отправят в милицию под конвоем…

«Муж вернулся домой около трех часов ночи, сказал, что очень устал… Я спросила его, что сделали с тем бандитом. Он ответил: «Повезли в тюрьму»… Заходил Шкаранда, его руки были в крови. Я спросила: «Что это?» Шкаранда сказал: «Не будет больше трогать машины»… Мой муж очень добрый и кроткий человек, мухи не обидит…»

(Из показаний Елены Македонской, заместителя главного бухгалтера колхоза.)

«Кроткий» Македонский, «ласковый» Шкаранда, «добрые» Гриценко — Иван и Дмитрий — не присмирели, завидев начальство, а, напротив, обрели новые силы. Они сделали передышку лишь для того, чтобы дать возможность председателю сельсовета обыскать незнакомца и установить его личность. «Бандит» оказался семнадцатилетним пареньком из соседнего седа Петром Коломийцем. «Не наш», — коротко подытожил предсельсовета и сел писать протокол. Он писал не о зверстве, творившемся на его глазах, а о «злодейском поступке гражданина Коломийца П. В.», которому дали отпор Шкаранда и оба Гриценко. Грузовик все еще томился в трех километрах отсюда, но авторы акта уже исчислили причиненный машине ущерб: 876 рублей.

Экспертиза сократит потом эту сумму в четыре раза, но — потом, а пока что написано: «876», и эти цифры подхлестывают завгара Зинца. Ведром холодной воды он приводит в чувство мальчишку, чтобы бить не бездыханное тело, а — живого. «Только не убивайте, не брал я машину!» — «Ах, не брал!..» — «Только не убивайте, я все заплачу», — еще успевает сказать Коломиец, но Зинец за уши подтягивает его к стене и уже поникшей мальчишеской головой долбит штукатурку.

А предсельсовета продолжает писать протокол, и вот он готов, все в ажуре, пора по домам. Неутомимый Македонский садится за руль. Не для того чтобы доставить не подающего признаков жизни в больницу (сто метров от сельсовета!), а чтобы «сдать бандита в милицию» — километров пятнадцать по тряской дороге.

«Злодей доставлен!» — радостно сообщает Македонский дежурному по отделению старшему лейтенанту Деменчуку. «Пусть войдет», — говорит Деменчук, и через минуту Македонский вносит Коломийца — пока еще вперед головой. «Скорую помощь! Немедленно!» — кричит Деменчук в телефонную трубку…

…Сорок часов сражалась за жизнь Петра Коломийца бригада опытнейших врачей. Так и не придя в сознание, он скончался от ран.

— Нетактично поступили, — соглашается товарищ Тютюнник, — неправильно. Проучить — другое дело, а убивать… Но опять же — с какой стороны посмотреть. Кто он, в сущности, Коломиец? Чем полезен для общества? Данные на него вам известны? А какие мужики за него пострадали! Обидно до слез…

«Данные на Коломийца» и правда сумбурны. «Характер скрытный», — прочитал я в одном документе. «Сменил несколько мест работы», — прочитал в другом. Не знаю, можно ли эти «данные» записать в пассив. Семнадцатилетний парень искал себя: работал трактористом и грузчиком, строителем и разнорабочим. Но больше всего увлекался музыкой: самоучкой овладел он игрой на трубе и не расставался с инструментом ни на один день. Вместе с телом сына матери выдали записную книжку и ноты польки «Лавривка» — он хотел разучить ее к ближайшей субботе, чтобы сыграть на свадьбе друзей.

А вот в «данных на подсудимых» никаких изъянов не видно. Там все ладно и гладко. «В поведении скромен, достойно ведет себя, пользуется авторитетом» (из характеристики Шкаранды). «Зарекомендовал себя только с положительной стороны» (из характеристики Ивана Гриценко). «Заслуживает самой высокой оценки» (из характеристики Македонского). Даже Дмитрий Гриценко — и тот «никогда не имел никаких замечаний», хотя два года назад был судим за кражу пяти тысяч кирпичей с колхозного склада. Ну, а Зинец…