Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Конечно, нам пришлось поработать по приведению в порядок всех дел наших предприятий. К счастью, кажется, никаких архивов Правления никогда у Касаткина не было. Он мог только записывать. Трудно сейчас говорить о выводах, но, вспоминая и взвешивая всю роль Касаткина в Тресте, совершенно немыслимо объяснить наше существование без предположения, что провокатором применялась в нашем случае какая-то сверх-азефовская тактика. Но не будем себя утешать и подготовимся к возможным дальнейшим событиям. Ближайшее будущее должно все разъяснить.

Горячо обнимаю Тебя.

Твой Волков [222].

Письмо это разрушает теорию, что «Трест» настолько исчерпал себя, что ГПУ еще до побега Опперпута решило с этой организацией разделаться [223]. Наоборот, оно служит неоспоримым доказательством того, что ГПУ пыталось сохранить контакты московских «трестовцев» с заграницей и самим фактом отправки письма, равно как и его содержанием, показывало, что каналы связи не затронуты произошедшим провалом. Целью письма было не только нейтрализовать вред от возможных разоблачений беглеца, но и оградить Якушева и Потапова от подозрений и убедить Кутепова, что они (в отличие от «сверх-Азефа» Опперпута) остаются на своих местах, не выведены из строя и готовы к продолжению деятельности. Обращение к Кутепову было приглашением поддерживать контакты и тем самым избежать нанесения ущерба долгосрочным планам переворота.

Письмо Потапова к Кутепову, несомненно, должно было сохраниться среди бумаг «Треста» в архивах КГБ. Но ни один из авторов, пользовавшихся этим источником, ни словом не обмолвился об этом документе. И можно понять почему: ведь он противоречит легенде о «контролируемом» чекистами конце операции.

Этот документ отражает особенности ситуации в тот момент. Обнаружив, что беглецы его обыграли, ГПУ ввело в действие козырь, которым запаслось с самого начала операции в 1921 года: разоблачение Стауница как Опперпута — при выдвижении обвинения, что провокаторская его деятельность восходит чуть л и не к 1918 году. В соответствии с этой попыткой приурочить «чекистский стаж» Опперпута к возможно более давней дате и в то же время запутать следы и назван заведомо ложный источник — Красная книга ВЧК{\ 920,1922) вместо брошюры Селянинова-Опперпута, такому приурочению противоречившей. Тень брошена и на Захарченко-Шульц.

При благоприятном, с точки зрения авторов письма, исходе, когда удалось бы склонить Кутепова к принятию их версии происходящего и отвержению позиции провокатора-отщепенца, одним выстрелом были бы достигнуты две цели: 1) дискредитация любых заявлений Опперпута и 2) обезврежение всего «оппозиционного» («активистского») крыла МОЦР при том, что сам по себе механизм «Треста» продолжал функционировать. Заботой о сохранении «Треста» продиктовано и то, что написание письма было поручено Потапову, специалисту в военных вопросах, подвергшихся обсуждению на недавнем совещании в Гельсингфорсе, а не Якушеву, «пассивность» которого стала вызывать нарекания парижан.

Усеченная версия событий была параллельно передана по официальным советским каналам. 20 апреля агентство ТАСС обнародовало сообщение, которое в четверг, 21 апреля, было напечатано в московских Известиях и Правде. Официальный текст гласил:

ОГПУ в Москве раскрыта и ликвидирована монархическая группа, называвшая себя сторонниками б.в.к. Николая Николаевича. Группа, как видно из захваченных документов, не имела связи ни с какими слоями населения и занималась, главным образом, военным шпионажем в пользу некоторых наиболее активных иностранных разведок.

Следствием установлено, что эта контр-революционная группа получала денежные средства из иностранных источников.

Руководителем группы являлся находящийся в Париже б. генерал белых армий монархист-«николаевец» Кутепов.

Документы, попавшие в руки следствия, и показания арестованных лиц указывают на большую заинтересованность иностранных разведок не только в отношении получения источников для ведения военного шпионажа, но и в отношении поддержки попыток создания антисоветской организации внутри СССР.

Однако из материалов следствия видно, что эти попытки никакого успеха не имели.

Следствие обещает дать новый материал в смысле разоблачения финансовых махинаций и заграничных связей провалившейся монархической группки б. генерала Кутепова [224].

В этой заметке деятельность разгромленной монархической кутеповской организации целиком сведена к поставке шпионских сведений иностранным разведкам. В ней ничего не говорится о подготовке диверсий и террористических актов. Слова о «финансовых махинациях» обнажают сфокусированнность сообщения на фигуре Опперпута, который, как известно, был «министром финансов» в «теневом правительстве», и как бы содержат намек на то, что в разгромленной организации свили себе гнездо нечистые на руку жулики [225]. В последующие недели никакого развития эта официальная версия в советской печати не получила, и обещание, данное в последнем абзаце, выполнено не было. События, вопреки расчетам составителей сообщения, пошли в ином, непредсказуемом направлении.

Между тем краткое загадочное извещение об обнаружении монархической группы в СССР взбудоражило эмигрантскую прессу. В тот же день, что и в московских газетах, 21 апреля, официальный текст ТАСС был, в обратном переводе с французского, изложен и в милюковских Последних Новостях, [226] и в Возрождении П. Б. Струве [227]. Заметка подводила к мысли, что деятельность сторонников вел. кн. Николая Николаевича внутри России оказывалась более внушительной, а контакты с иностранными разведками — более тесными, чем ранее подозревалось. Последние Новости сразу поспешили выразить свою обеспокоенность, вставив в передовую статью об украинских сепаратистах и отклик на только что поступившее известие:

В этой связи, быть может, нелишне коснуться вопроса, вновь поставленного перед эмиграцией арестом монархической организации сторонников в. кн. Николая Николаевича в Москве. Если верить советскому сообщению, цели этой организации иные, чем цели петлюровцев. Лишь глухо упоминается о подготовке антибольшевистского движения в России; да это и естественно, если верно другое указание советской телеграммы, что у арестованной организации нет никаких связей с населением. Ближайшая задача московской организации — военный шпионаж в пользу иностранцев, причем, потому же сообщению, работа эта велась на деньги иностранцев. Мы, конечно, должны воздержаться от какого бы то ни было суждения до тех пор, пока все эти сообщения остаются недоказанными. Но читатель знает наше мнение о подобном направлении антисоветской деятельности, ибо мы высказывали его не раз: еще недавно по поводу перехваченных большевиками документов Е. В. Саблина [228].