Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

К самому Врангелю продолжали поступать сообщения из «внутренней России» о происходившем вокруг «Треста». П. С. Арапов, после краткой своей поездки в Германию, рапортовал:

Дела с Феодоровым и Ко развиваются в очень интересную сторону — сейчас ничего еще точного сказать не могу, но надеюсь, что в ближайшие дни прояснится масса интересного. Я узнал, между прочим, хотя ручаться за правду этого и не могу, что Оперпут за свои гастроли за границей получил высокую награду от ГПУ (!) и что он сейчас (конечно, не думает быть убитым) послан на Дальний Восток в Китай для новой работы. Слышал также, что Г-жа Захарченко не убита, но сидит до сих пор во Внутренней тюрьме ГПУ [366].

Это указание Арапова впервые, насколько нам известно, оглашало версию, впоследствии просочившуюся в эмигрантскую печать и выявившую свое явно чекистское происхождение. Замечательно, что «подпольно-дезинформационная» история не высосана, так сказать, из пальца, а фабрикуется с учетом вкусов потребителя, создается с прицелом на исходную реакцию данного сектора эмигрантской общественности, как бы ему в угоду. Но первоначальное озарение, снизошедшее на Шатилова и Врангеля, что Захарченко (вопреки официальному извещению от 5 июля) жива, поскольку она такой же агент-провокатор, как Опперпут, модифицируется: она — томится во Внутренней тюрьме, Опперпут же получает высокую награду и новое назначение [367]. Смысл этой метаморфозы уясняется, если мы примем во внимание «странное» письмо, посланное спустя две недели Г. Зверевым (Г. Н. Шульц-Радковичем) к В. С. Кияковскому (Стецкевичу) — видному чекисту-контрразведчику, первоначальному архитектору «Треста», — с обещанием изменить кутеповскому делу и вступить в сотрудничество с ГПУ в обмен за передачу записки в камеру жене. Расшифровку этого письма к Кияковскому, отправленного за подписью Карпов-Пролетарий, и записку к М. В. Захарченко-Шульц, сохранившиеся в Гуверовском архиве [368], опубликовал Б. Прянишников в своей книге [369]. После провала московской тройки именно Г. Зверев (Радкович-Шульц) встал во главе кутеповского боевого отряда в Финляндии, и появление «трестовского» слуха о том, что М. В. Захарченко осталась жива, могло облегчить заманивание его внутрь страны.

Значительно осложнила общую картину новая угроза авторитету Кутепова, внезапно обозначившаяся с совершенно непредвиденной стороны. В конце июля громко заявило о своей партизанской деятельности, развернувшейся на обширной территории советской России, Братство Русской Правды [370] — группа, считавшаяся безнадежно маргинальной и ограничивавшаяся до тех пор изданием низкопробного подпольного агитационного листка, заполнявшегося анонимными заметками и пещерными политическими лозунгами. Сводки о ее бесчисленных боевых действиях и информационные заметки о ней хлынули на страницы эмигрантских газет. Если советская пропаганда утверждала, что нет никакой почвы внутри страны для заговоров и восстаний, то из отчетов Братства вырисовывалась диаметрально противоположная картина: невиданный размах массовой вооруженной борьбы против коммунистов, особенно на западной и южной окраинах СССР и на Дальнем Востоке. На фоне таких победных реляций боевые успехи Кутепова выглядели крайне тускло. Особенным ударом для него должен был быть самый факт публикации агитационных материалов Братства в Возрождении, [371]в газете, которая до тех пор была главным для него оплотом. Публикация была предпринята в обход и вопреки распоряжениям главного редактора П. Б. Струве и послужила одним из поводов к его отставке, вскоре объявленной [372]. Выход Братства Русской Правды на публичную арену представлял собой попытку воспользоваться смятением, охватившим эмигрантскую общественность в результате «провалов» Кутепова, и заполнить показавшееся вакантным место в борьбе с большевизмом. П. Н. Врангель сразу резко отрицательно отозвался о военных сводках и других рекламных трюках организации, расценив ее как чекистскую мистификацию:

Касательно «Братства русской правды» все более прихожу к выводу, что тут — провокация. Я имею в виду не издательство С. Кречетова, а одноименную «боевую организацию», сводки коей появляются в «Нов<���ом> вр<���емени>», а описание боевой работы на страницах «Возрождения» в виде записок какого-то атамана Кречета. Все это, думается, такая же ловушка для доверчивых дураков, как в свое время пресловутая «монархическая организация» Федорова. Это необходимо выяснить, дабы пресечь нашу молодежь [373].

Несмотря на настоятельные требования прекратить работу в России, адресованные различными руководителями эмигрантской политики к Кутепову, он поддаться этому давлению отказался. Вера его в то, что после сделанных Опперпутом разоблачений и исчезновения Опперпута он освободился от опеки ГПУ, побудила его отправить в середине августа в СССР еще две группы из состава той же финляндской дружины. Одним из участников был Сергей Соловьев, член ларионовской тройки, который 7 июня метнул смертоносную гранату в партийном клубе на Мойке. На сей раз граница, по-видимому, оказалась намного более строго охраняемой, и одна группа (С. В. Соловьев и А. А. Шорин, или Шарин) была выслежена и убита в перестрелке, а вторая (А. Б. Балмасов (Болмасов) и А. А. Сольский) захвачена и вместе с тройкой, арестованной на границе с Латвией в июле (Н. П. Строевой, В. А. Самойлов и А. Э. Адеркас), предстала перед военным судом. Таким образом, предчувствия, томившие Шатилова и Врангеля, что новый провал Кутепова неизбежен и близок, — быстро подтвердились. Уже 1 сентября было опубликовано сообщение ГПУ о монархических группах, перешедших по заданию Кутепова границу из Финляндии и Латвии, и названы имена задержанных, причем впервые было сообщено о получении данных об организаторах взрыва на Мойке и выдвинуты обвинения против финского Генштаба, оказывавшего содействие террористам [374].11 сентября берлинский Руль поместил заметку, уточнявшую проникшие в печать сведения:

Сообщаю Вам некоторые данные о лицах, арестованных в России Г.П.У.

1. Соловьев, Сергей Владимирович — сын полковника, недавно скончавшегося, внук настоятеля Гельсингфорсского прихода прот. Соловьева, давно умершего. Его сестра, Людмила, была замужем за Вашим сотрудником Иваном Савиным (Саволяйненом). Кстати, ее несчастья у всех на устах в Гельсингфорсе — меньше чем за один год она потеряла всех своих близких — бабушку, отца, мать, мужа (в июле) и теперь единственного брата.

Покойному было всего 19 лет. В России он никогда не жил. Учился в Гельсингфорсской Александровской гимназии, но курса не окончил. Офицером или вообще военнослужащим, конечно, никогда не был.