Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Но пора подвести черту под темой идеологии, хоть она и весьма обширна. Она заслуживает внимания, ибо ведет к разного рода негативным последствиям, начиная от вроде безобидных «бурбулисовских надувательств» широких масс до кровавого российско-грузинского конфликта. Идеология в России сегодня является прикрытием несовершенства базиса. В передовых странах западного мира идеология проявляет себя лишь в названиях партий, да и то чисто символически. Совершенный экономический базис этих стран не нуждается в идеологическом прикрытии. А каков же этот базис в нынешней России? Воспользуемся данными А. Костина, относящимися к 2011 году [38, стр. 226]: «По добыче угля Россия достигла уровня 1957 года, по производству грузовых автомобилей — 1937-го, комбайнов — 1933-го, тракторов — 1931-го, вагонов и тканей — 1910-го, обуви — 1900-го. Практически полностью разрушена авиационная, радиоэлектронная, автомобильная промышленность». Теперь полюбопытствуем о месте России в мире по различным показателям. Для этого полистаем ту же книгу назад и остановим внимание на стр. 222: «…62е место в мире по уровню технологического развития (между Коста-Рикой и Пакистаном); 67-е место в мире по уровню жизни; 70-е место в мире по использованию передовых информационных и коммуникационных технологий; 72-е место в мире по рейтингу расходов государства на человека (!!. — К. X.); 97-е место в мире по доходам на душу населения; 127-е место в мире по показателям здоровья населения; 134-е место в мире по продолжительности жизни мужчин; 146-е место в мире по уровню коррупции (из 175 возможных)…»

Цифры — вещь упрямая. Но еще больше потрясает письмо читательницы Т. Поповой из Владикавказа, помещенное в «Аргументах и фактах» [87], фрагмент которого приводим: «Почти всю жизнь я проработала инженером-конструктором на большом предприятии — Орджоникидзевском заводе автотракторного оборудования. А лет 10–15 назад наш завод «умер». Когда я прихожу в цеха, у меня слезы наворачиваются на глаза — оборудование распродано (точнее, разворовано руководством), люди просто отсиживают рабочий день, а зарплату (1,5–3 тыс. руб.) получают из средств, которые малые предприятия платят заводу за аренду его территории и помещений. А ведь когда-то это был завод-монополист. Имел базу отдыха за городом (теперь она продана), дворец культуры (продан), свой стадион (продан). Не верю я цифрам правительства об экономическом росте в стране! Вот когда оживет мой завод, тогда и пойму, что в стране стало лучше». Впечатляющая картина, и как она напоминает мне описанное ранее посещение предприятия, где рабочие забивали «козла». Что же касается неверия читательницы в «цифры правительства об экономическом росте», то уместно привести отношение к этим цифрам того же Костина [38, на той же стр. 226]: «Какими же методами измерялся рост экономики, который за время своего правления Путин обозначил цифрой 69 процентов? Этот метод называется «средняя температура по больнице».

Выяснив вопрос с идеологией, с печальной картиной экономического базиса, перейдем к извечному русскому вопросу: что делать. А делать что-то надо, ибо вспомним приведенную ранее фразу о том, что «…на пути к рыночной экономике мы заблудились». Что же обычно делают заблудившиеся? Решение напрашивается из условия простой школьной задачи. Человек вышел из пункта А в пункт Б. Заблудился, не заметив этого, и углубился в неведомые дебри. Ответ напрашивается сам собой. Вернуться в пункт А, набраться сил, вновь тщательно проверить маршрут по карте, и только тогда двинуться в путь, если… не пропала охота. Решая эту задачу, С.Говорухин в своей книге [15, стр. 183] приходит к тому же выводу и в ужасе от него отшатывается: «Назад к Ленину, Сталину, Хрущеву, Брежневу? В тоталитарное государство? В концлагерь? Добровольно?» Страхи эти преувеличены. Зачем повторять весь мучительный процесс рождения и развития Советского государства? История сама не допустит такого нелогичного хода: следа в след. От социализма нужно взять лишь номенклатурную схему, проверенный механизм, чтобы задействовать впавший в спячку комплекс народного хозяйства.

Так думал я вплоть до конца 90-х годов. Был огорчен «поражением» Г. Зюганова на выборах 1996 года и продолжением маршрута субъекта нашей задачи в направлении пункта Б, расценивая эту букву как начало нецензурного слова, совпадающего с названием пункта. Но всегда помнил слова лидера коммунистов: «Хватит с России революций». Позже, однако, задумался, что могли бы изменить коммунисты, придя к власти. В результате пришел к выводу, что их возможности сильно ограничены. Верхушка их плотно пригрела депутатские места и к созидательной деятельности вряд ли готова. А главное: как восстановить номенклатурную пирамиду. Ведь цементом, скрепляющим ее конструкцию, служила идеология. Все та же идеология. Но она уже давно изжила себя. А без нее восстановить пирамиду, даже в ее искривленной конфигурации брежневской эпохи, невозможно.

Что же тогда делать? Покорно ждать, что преподнесет нам исторический процесс? До сих пор, а именно, дважды в XX веке, он преподносил нам свои узловые точки, выраженные падением разложившегося правящего класса. Сейчас такого ожидать нельзя, ибо новый правящий класс пришел к власти уже основательно разложенным, и разлагаться дальше ему просто некуда. И ожидание «милости» от исторического процесса безосновательно. Урод чаще всего рождает урода, подчас даже большего, чем он сам. Поэтому стагнация эрзац-капитализма может продолжаться бесконечно долго. И А.Паршев предлагает [49, стр. 389] следующее: «До тех пор, пока возможны легальные методы — борьба за национализацию, как первый шаг — полный контроль со стороны государства, отмена коммерческой тайны. Добиться этого (не добиваться, а добиться) должны были бы представители народных сил в парламенте. Где их только взять…» Мысль бесспорно правильная, но все упирается в последнюю фразу.

И тут вплетаются голоса, призывающие вернуться к национальным истокам. Каким истокам — неясно. Может быть к истокам Днепра, где начинался водный путь «из варяг в греки»? «Источники» не конкретизируют. Лишь упирают на особый русский путь. Приходится еще раз, как в самом начале, вздохнуть и повторить: «Ох, уж этот особый русский путь!» Не хочется полемизировать с недавно ушедшим в мир иной В.Кожиновым, но он наиболее внятно формулировал свои мысли. Читаем на стр. 33 [36]: «…прежде чем пересадить в Россию экономические модели из Германии или Японии, надо перенести на русскую почву и многовековые традиции протестантства и буддизма, что, понятно, немыслимо. Необходимо опираться на свой исторический опыт, на лучшие качества своего народа». Но ведь как раз японцы совершили впечатляющий экономический скачок, опираясь вовсе не на свой синтоизм, а заимствовав чужой опыт передовых стран. А если опираться на свой исторический опыт, то вспомним Петра Великого, действовавшего в том же ключе, что японцы. Теперь о «лучших качествах своего народа». Читаем там же: «Если на протестантском Западе всякое деяние, улучшающее жизнь, ведущее к умножению капитала, было исполнено высшего смысла, то на Руси (за исключением старообрядцев) богатство никогда не рассматривалось как возвышающая человека цель существования. В православном сознании накопление денег выглядело скорее делом греховным». Здесь сразу обнаруживается нечеткость: «выглядело скорее» или «выглядело»? А если «выглядело», то это канон религии или вековое внушение правителей о бедности как норме жизни? Вопрос этот может завести нас далеко, но в любом из вариантов исключается накопление. Тогда долой банки, долой Форда, долой фирму «Сименс», долой вообще технический прогресс, который невозможен без «умножения» капитала. И является ли лучшим качеством народа принятие догмата бедности.