Ирина Дементьева - Командировка

Траву для коров — а их на острове держат семь голов, используя главным образом для детских учреждений, — не косят (ее нет, и мхом ее не заменишь), а привозят морем. Косы, насаженные на необыкновенно длинные рукоятки, что прислонены к стенкам многих сараев, это и не косы вовсе, а драги, ими косят водоросли; ради подводного «сенокоса» и прибывают каждую весну на Жижгин вербованные. Детишек, начиная с пятого класса, на каникулы привозят из Летней Золотицы на вертолете, он для них, что для юных москвичей или киевлян электричка. На вертолете же зимой отправляют в Архангельск главную продукцию — агар-агар, ценнейший продукт, добываемый из водорослей.

Но как бы ни был дорог агар-агар, а рейс вертолета обходится острову в восемьсот рублей, и это накладно. Самолет в четыре раза дешевле. Но на Жижгине нет аэродрома. Решили оборудовать своими силами: за несколько воскресений выкорчевали пеньки на плоскогорье, вывезли часто высеянные древним ледником валуны, перепахали, измерили: получается восемьсот метров взлетная дорожка, как раз по инструкции для АН-2. Да вот беда: без бульдозера не разгладишь плотные моренные морщины островной земли, а бульдозера на острове нет и у треста не допросишься.

Да вот еще водой здешняя земля скупа. Агар-агар требует многократной промывки и отмочки, ему нужно сто тонн пресной воды в сутки. А вода зимой вымерзает, насос задыхается, выкачивая ее из неглубоких трех озерец, откуда ее возят трактором. План жижгинцы перевыполняют, а апрельский «заморозили» в буквальном и переносном смысле — из-за воды. В трудные дни хозяйки в очередь становятся у единственного неиссякшего колодца, что под окнами у Анны Павловны Бронниковой; по двенадцать раз опускают ведро и поднимают по ложке на донышке, скребут до вмятин в жести. Проблема воды угрожает самому существованию острова, ею озабочены и «хозяин» Петр Свидлов, и любой драгировщик, слесарь, рыбак.

А пока лето, предприятие работает безотказно, султанчик дыма почти круглые сутки стоит над электростанцией; в деревянных цехах агар-агарового завода сосредоточенные женщины следят за режимом в громадных чанах, где «доводится» до нужного состояния тяжелая студенистая масса, в которую пар превратил густую, как шерсть, водоросль. Две работницы стоят у валиков, на которые накатывается этот «кисель», высыхая и превращаясь в золотистую пленку. Если вы уже были в клубе и видели островную Доску почета, то лицо женщины, стоящей у валика, покажется вам знакомым, только сейчас Ираида Куликаева не улыбается, светлые волосы туго стянуты косынкой. Впрочем, вам приветливо и не без гордости объяснят, что их агар-агар совершенно необходим во многих отраслях народного хозяйства, и не счесть адресов, куда увозят с Жижгина пакеты с ломкой золотистой слюдой. И между прочим заметят — это уже больше по женской части, — что если в тесто положить кусочек агар-агара, то каравай надолго сохранит пышность и свежесть.

В цехе душновато, пахнет химикатами и какими-то испарениями, женщины ведрами черпают из чанов тяжелую массу и льют в вагонетку, чтобы везти на сушку, и за смену своими руками перечерпают тонны… Гости кладут на память в карман кусочек агар-агара и уходят, думая о том, что хлеб острова Жижгина вовсе не легок.

Здешний гид Анна Павловна Бронникова — она же лектор, общественный библиотекарь и член многих островных комиссий — задерживается, чтобы напомнить одной из работниц, что у младшего — двойки.

— Подумайте, — как-то лихорадочно горячилась она еще по пути, — разведут ораву, а воспитывать — увольте. Пришла к одной перед учебным годом школьников переписывать, отчества спрашиваю. Задумалась. «Колька у меня Васильевич, Колька точно Васильевич. Тамарка… Тамарка… Тамара Сергеевна. Верка… Мухаммедовна, сразу и не выговоришь. А вот Володька… Колька, чей у нас Володька-то?» Колька, уже подросток, краснеет, злится: «Отстань! Откуда я знаю…» Какое уж тут воспитание.

Признаться, мне показалось, что Анна Павловна слишком строга. «Безнравственность» здешних женщин — на Жижгине действительно очень высок процент матерей-одиночек — явление все же вторичное; происходит в таких вот северных трудных местах отбор населения, оседают здесь люди с непрямыми судьбами. Мудрено ли, что любовь, замужество многие начинают мерить сроками вербовки мужей-сезонников. Спасибо Северу, он по-своему добр к ним и справедлив. Молоко семи здешних коров делится поровну между многочисленной детворой, на всех хватает мест в яслях, заброшенные на вертолете апельсины предназначены не кому-нибудь, а тоже им, этим самым не очень праведным и, наверное, не очень в личной жизни счастливым островитянкам. Жижгин добр к ним, он их кормит, дает им кров, и покой, и надежду. Оттого, верно, и они несуетливы, ровны, приветливы. Оттого, и сердясь порой на активистку Анну Павловну, они сейчас сочувственно качают головами ей вслед:

— Тоскует Анна Павловна…

На другом краю острова, над мшистым обрывом, сбившись в серую стаю, стоят грубо сколоченные, обветренные, некрашеные или просмоленные поморские кресты, а над самой свежей могилой пирамидка со звездой: Тимофей Петрович Бронников.

— Вечером поиграл внучке на гармошке, а утром не встал…

Анна Павловна одета в тот же костюм, что и тогда, на теплоходе, на лацкане орден Ленина. Но после смерти мужа побледнела, осунулась, в волосах прибавилось седины. Однако она почти по-девичьи сухощава, подвижна, легка на ногу и на башню маяка взберется быстрее молодой.

Анна Павловна отворачивается к окну.

— Вот скворечник успел сколотить.

Молчат скворечники: над наличниками и на шестах, с одним отверстием и с двумя, с какими-то в поперечных планках трапиками, порожками, ступеньками, лестничками, балкончиками — великое множество и многообразие птичьих домов на Жижгине!

— Скворцы? Не знаю, — рассеянно говорит Анна Павловна, — по-моему, не прилетают. За двадцать шесть лет, что живу на Жижгине, не видела ни одного скворца. Может, он видел, раз прибивал… Целая жизнь прожита. Был он и мальчиком-годовиком у соловецких монахов. Красноармейцем. Парторгом на Жижгине. Здесь многое его руками сделано.

И опять повторяет:

— Целая жизнь…

Наутро оставив внучку в яслях, Анна Павловна заходит за письмами и газетами. Открылась навигация, значит, почта будет приходить чаще. А то зимой однажды ей вручили сразу сорок семь номеров «Советской России». Сегодня ей было письмо от сестры и «Книга — почтой» прислала заказанные военные мемуары.

Дома Анна Павловна сразу же развернула письмо. Старшая сестра Мария последние годы учительствовала в Онеге и теперь тоже на пенсии. Она писала: «Спасибо тебе, Анюта, за письмо и за заботу о моем здоровье. Ты, родная, много мне лет жить не желай, так как это ни к чему, да и толку мало. Я теперь приношу только хлопоты и заботы, а пользу своей Родине, родным и знакомым не приношу, зачем же жить? А жить, чтобы есть и пить, бесполезно и стыдно…» Анна Павловна улыбнулась и утерла слезу. Вся сестра в этих строчках. Мало ли поработала на своем веку, заслужила ордена Ленина и «Знак Почета», по всему беломорскому побережью, да нет, по всей стране ее ученики, а все та же, что и в молодые годы, неудовлетворенность собой.