Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Время написания — отнюдь не средневековье, а уже почти современность. Но ещё не она. Добрее, мечтательнее и прекраснодушнее, чем в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, Европа, пожалуй, никогда не была. Ни до, ни после. Вера в научный, а следом за ним — и социальный прогресс, в обновление человека на новых гуманных началах царила тогда практически непререкаемо.

На момент выхода романа до первых газовых атак оставалось каких-то три года. До возникновения фашистских партий — менее десятилетия. Двадцать семь лет до Освенцима, тридцать два до первой реальной атомной бомбардировки.

Казалось бы — Уэллс, прославленный гуманист, коллективист, интернационалист, почти социалист… Основоположник социальной научной фантастики. Первый научный утопист Европы. Его светлое будущее критиками-специалистами считается едва лине каноническим.

Всеобщая атомная война привела, по Уэллсу, к единственному спасительному выходу — созданию мирового правительства. Чтобы искоренить источники вражды, оно немедля отменяет государства, границы, а заодно все национальные предрассудки — и начинает административно-командным образом обустраивать и регулировать всю жизнь планеты.

И вот что интересно: среди упоминаемых Уэллсом членов мирового правительства есть англичане, французы, итальянцы, японцы, даже индийцы (при том, что Индия была тогда колонией Британии — для их зачисления в правящую верхушку требовались изрядная широта взглядов, мужество и, простите за выражение, толерантность); есть среди них американский президент и несколько продвинутых молодых монархов Европы… Но вот, например, ни одной русской персоны не обнаруживается.

Однако при всём том в описании борьбы мирового правительства с глобальным послевоенным голодомором читаем: «…В азиатской части России хранились колоссальные запасы продовольствия… его необходимо было как можно быстрее доставить туда, где свирепствовал голод…» Хорошо, но кто-то из россиян участвовал в принятии этого человеколюбивого решения? Грубо говоря, производителей продовольствия спросили? О том ни слова. Но если спуститься с небес на землю, ясно, что обязательно понадобились бы хорошо знакомые нам по кровавой реальной истории продотряды. Только изымали бы они хлебушек даже не для злых кремлёвских большевиков, то есть не для умирающих с голодухи российских же индустриальных центров, а в действительно гуманных целях: для всего человечества.

Почему-то сразу вспоминается знаменитое «Сибирь слишком велика и богата, чтобы принадлежать одной стране».

А вот ещё интереснее. В глобальном государстве нового типа специально разработан единый мировой язык на основе английского, хотя и с определёнными упрощениями и заимствованиями из иных европейских языков. И в итоге: «Через десять лет после создания Всемирной Республики „Словарь Нового Английского Языка“ так разросся, что… жившему в 1900 году было бы совсем нелегко прочесть обыкновенную газету. И в то же время люди новой эпохи по-прежнему могли оценить достоинства старой английской литературы». А всех остальных национальных литератур? Об этом ни слова. Видимо, по мнению великого английского гуманиста, те не стоили, чтобы их достоинства оценили люди светлого будущего.

Вот в смысле непреходящей ценности старой литературы для обновлённого интернационального человечества Уэллс об Англии вспомнил. А в смыслах иных?

В кратком резюме-приговоре, вынесенном писателем мировой истории, говорится: «Среди всех устарелых традиций особую опасность таили в себе, пожалуй, границы различных „суверенных держав“, а также концепция общего превосходства какого-либо одного государства над другими». То есть великий гуманист вполне отдаёт себе отчёт в опасности «концепции национального превосходства». Кто же, по его мнению, отдал ей дань? «Более ста лет Франция истощала свои жизненные силы в военных конвульсиях, затем той же болезнью заболели немцы, …а потом — славяне». Остаётся принять, что Англия только великой литературой занималась. а болели суверенностью и превосходством одни лишь континентальные уроды.

А ведь на момент написания «Освобождённого мира» уже и восстание сипаев в Индии было утоплено в крови, и англо-бурская многолетняя война была (на другом конце света от Британии, кстати сказать) всё-таки выиграна благодаря сгону едва ли не всего мирного местного населения в концлагеря, и «бремя белого человека» уже прославил Киплинг, и уж более полутора веков англичане пели «Правь, Британия, волнами» — будто Британии и впрямь только волны нужны были, а не то, что они омывают. Но куда там! Явно не было ничего этого, была только великая старая литература, единственная из всех литератур достойная того, чтобы с нею по подлинникам ознакомился освобождённый мир.

Поразительно, как идея главной нации и главной культуры нечувствительно, бессознательно, словно нечто само собой разумеющееся и, несомненно, благодетельное для всего человечества, то и дело выпрыгивает даже из текста великого гуманиста и коллективиста. Так что говорить о людях обычных?

А нам вроде как удивительно, что расовую теорию и практику придумал и, оказывается, не фанатичные азиаты, не тёмные индейцы дремучих джунглей Амазонии и не жестокие марсиане. И ведь не остались эти мыслишки маргинальным продуктом извращённого воображения закомплексованных интеллектуалов, по коим Фрейд плачет, не прокисли в тиши их прокуренных кабинетов. Нет, идея, как говаривали марксисты, стала материальной силой, ибо завладела массами.

И вызревала она в Европе издавна. И отнюдь не только в лоне «сумрачного германского гения».

В последнее время стала популярной формулировка «европейский выбор». Этот выбор то превозносят, то клянут… Но представляют ли превозносящие и клянущие то, что он реально из себя представляет? Ну, помимо заводов, газет, пароходов, однополых браков, ювенальной юстиции и легализованных пирожков с марихуаной?

Европа — заповедник национальных государств. Там они возникли впервые, там была разработана их теория, там войны впервые стали войнами не правителей, не племён, но — народов.

Печально, но европейский выбор всегда чреват национализмом, а в определённых ситуациях и его более зловещими версиями. Нам это очень трудно и очень больно признать и осознать. Мы Европу спокон веку обожаем. От неё же всё хорошее и ничего плохого… Но надо, пора. Эту родинку европейская культура носит в укромном месте исстари — и никогда не знаешь, когда и у кого она превратится в меланому.

Ладно. Франция истощала себя в военных судорогах — понятно: самовлюблённые Людовики, а следом за ними Наполеон. Потом этой болезнью заболели немцы — понятно: Бисмарк, разгром французов под Седаном, создание германской империи… Но славяне-то когда успели заболеть этой болезнью?