Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Понятно желание гвардействующих барчуков и в век пара и электричества, в век труда и расчёта продолжать бить баклуши, выжимать все соки из имений и гарцевать, витийствовать и кутить, как при матушке Екатерине, только ещё плюс Ницше. Понятно желание позднесоветской номенклатуры покончить с партийной дисциплиной и хапнуть всё то, что целый народ на собственной крови создавал в течение полувека ради детей, внуков и их светлого будущего, а хапнув, с ясными глазами заговорить о священной частной собственности и невидимой руке рынка, которая всё расставит по правильным местам. Но какая за ними правота?

Искренняя мотивированность и нравственная правота — совсем не одно и то же. В конце концов, Чикатило тоже был мотивирован вполне искренне. Но какая у него была правота в его многолетнем поединке с сыскарями — при всех их наверняка имевшихся человеческих недостатках и слабостях?

Да, у Нерона, например, была некая нравственная правота в его противостоянии с христианами. Рим создала определённая культура, и этак вот с маху отказаться от неё ради юродивых было бы просто нелепо. Но правота кончилась сразу, как только христианами начали кормить львов.

Хватит уже с нас оголтелого плюрализма, отшибающего и мозги, и совесть. Наоборот, пора наконец снова, уже применительно к нынешней эпохе, всерьёз задуматься о том, что такое хорошо и что такое плохо.

5. Какие эпизоды российской истории Вы бы не включили в «исторический минимум»?

Очень многие. Просто потому, что даже в самом пространном учебнике невозможно рассказать всё. Отбор неизбежен, и его критерии — вещь достаточно сложная. Придётся волей-неволей умолчать и о многом хорошем, и о многом плохом. Но если в силу требований объёма или ритмичного дробления материала на параграфы придётся выбирать, например, между введением в программу темы обороны Брестской крепости и темы Катынского расстрела — придётся пожертвовать Катынским расстрелом.

И не только по идеологическим соображениям.

Просто-напросто подвиг защитников крепости ясен и самодостаточен. А вот если уж упоминать о Катыни, непременно надо сказать и о судьбе советских военнопленных в Польше, и о планах Пилсудского загнать Россию в допетровские границы, и о том, что Польша почти до последнего момента предлагала себя в союзники Гитлеру, чтобы с ним напополам поделить европейскую территорию СССР, и о том, что она была едва ли не главной базой антисоветских разведок и террористических групп в двадцатых и тридцатых годах… И, кстати, о том, что существует историческая версия, согласно которой документы, подтверждающие виновность СССР в Катынской трагедии, те, что рассекретил Горбачёв ради торжества нового мышления, на самом деле были в конце восьмидесятых сфабрикованы некоей комиссией по десоветизации под руководством архитектора перестройки Яковлева.

Вот если объём учебника и методичность изложения материала позволят это сделать — я буду двумя руками за то, чтобы рассказывать школьникам о Катыни. Со всеми упомянутыми нюансами. Чтобы дети были во всеоружии, чтобы не свалилось на них раньше или позже неизвестное им новое знание как прорыв в истину, как откровение: надо же, вот она, правда-то, а нам в школе все врали, мозги пудрили всякой там Брестской крепостью!

6. Почему мы не слышим дискуссий о том, как сделать учебник истории захватывающим и увлекательным? Может быть, этот учебник должны писать не историки, а группа психологов, педагогов, писателей-мифотворцев?

Да, это проблема. Наше поколение, то, что училось в школах в шестидесятых-семидесятых (его иногда называют последним российским поколением, получившим хорошее образование), девяносто процентов исторических знаний усваивало не из учебников, а из художественной литературы. Потому что в ней история была живой, захватывающей, драматичной и воодушевляющей. Литература с ходу давала мощные морализирующие переживания по поводу исторических фактов. От «Трёх мушкетёров» до «Живых и мёртвых». От «Чингиз-хана» до «Даты Туташхиа». От «Дочери Монтесумы» и «Капитана Блада» до «Моонзунда» и «Момента истины». Ныне, когда роль литературы в познании подростками мира резко упала, психологические аспекты попыток обогатить молодые умы историческим знанием особенно важны и особенно необходимы. Ведь никакое знание исторических фактов не делает человека гражданином; гражданин возникает лишь тогда, когда к этим фактам возникает отношение, определяемое системой ценностей, где Родина занимает одно из главных мест.

Однако знаю одно. Обучение — это не игра, не развлечение, и попытки сделать его таковым лишь искалечат детей. Учёба — их работа. Тяжкий труд, которым полна будет потом жизнь всякого приличного человека. Приучать к нему надо с детства, потом поздно будет.

7. Должны ли в учебнике присутствовать оценки событий с точки зрения прогресса и регресса?

Хорошо бы, но для начала придётся определить, что такое прогресс. И тут мы так увязнем…

При большевиках прогресс понимали как победу дела Ленина — Сталина в мировом масштабе. Современный европеец понимает прогресс как легализацию однополых браков. Худо у нас с пониманием сущности прогресса.

Исходя из самых базовых представлений о морали, я могу предложить понимать прогресс как уменьшение разрыва между богатыми и бедными в благосостоянии и жизненных возможностях. Уверен, очень многие меня поддержат. И как тогда нам придётся оценить всё, что происходит сейчас в нашей стране и в мире в целом?

С другой стороны, для некоторых прогресс — это столь головокружительное развитие науки, информатики и биотехнологии, когда тот, у кого найдётся чем заплатить, сможет стать бессмертным и неуязвимым, а все остальные будут элиту самозабвенно обслуживать, поставляя ей органы и стволовые клетки. И, когда кому-то из небожителей захочется поиграть в родителя, с радостью отдавать им своих детей в постоянное или временное усыновление — просто потому, что самим не прокормить; да и честь-то какая!

Но, как говорили в своё время нефтяники братского Азербайджана, «к шайтан пошёл такой работа»… Такой прогресс.

8. Самые сложные сюжеты — в XX веке. Целесообразно ли их оценку зафиксировать не по итогам битвы « партийных» интересов научных школ, а с помощью масштабных социологических опросов?

Нет. Ибо мы прекрасно знаем, как легко манипулировать массовым сознанием и какими причудливыми могут оказаться результаты свободных волеизъявлений. На умело проведённом референдуме вам скажут, например, что в академических НИИ все — зажравшиеся безмозглые мракобесы, а истинную науку наперекор остепенённым инквизиторам и душителям свободной творческой мысли двигают бездипломные экстрасенсы, народные целители и прочие Петрики.