Карен Степанян - Фабрика лжи [Литература, искусство, культура-борьба идей, мировоззрений, политических систем]

«Старомодный патриотизм» писателя не только был принят на ура «Америкой Рейгана», но и пришелся ко двору постепенно эволюционизировавшему вправо «центру» американской критики. «Хотя в литературном плане романы Миченера беспомощны, их автор заслуживает уважения своей искренностью… Америка в его изображении — это страна, которая делала на протяжении своей истории прискорбные ошибки, но которая тем не менее всегда стремилась воплотить в жизнь надежды, возникшие в момент ее появления на свет», — писал Дж. Ярдли, редактор отдела книжных рецензий влиятельной провинциальной газеты «Майами Геральд».

Ориентация Миченера в «Чесапике» на жанр семейной саги отразила следование властной моде, сказавшейся на всех «ярусах» популярной беллетристики. Среди близких по смыслу произведений ее высшего дивизиона, помимо дилогии И. Шоу «Богач, бедняк» (1970), «Нищий, вор» (1977), следует отметить документальный роман негритянского прозаика Алекса Хейли «Корни» (1976), само название которого стало в какой-то мере символом умонастроений значительной части американской общественности. При всей разоблачительной силе эпизодов, относящихся к временам рабства, в книге Хейли присутствовал и недвусмысленный оттенок конформизма. Рассказ о шести поколениях потомков вывезенного из Африки негра Кунта Кинте был выдержан в духе философии мелиоризма, утверждающей неизбежность общественного прогресса в условиях «свободного» капиталистического строя. Та же интонация господствовала и в пользовавшейся немалым коммерческим успехом серии книг вынырнувшего из литературного небытия Говарда Фаста, которую составили романы «Иммигранты» (1977), «Второе поколение» (1978), «Благополучие» (1979) и «Наследство» (1981).

Традиции развернутого обстоятельного повествования, в чем-то имитирующего английских классиков XVIII и XIX веков, преобладали в романе австралийской писательницы Колин Маккалоу «Поющие в терновнике» (1977), долгое время возглавлявшем в США списки бестселлеров. История семьи Клири прослеживалась автором на протяжении полувека, отделившего скромный уклад жизни фермеров Пэдди и Фесны от громкой интернациональной славы их детей Мэгги и Джастина. Очевидный демократизм произведения, пронизывающий его лучшие страницы пафос труда вполне оправданно обусловили перевод «Поющих в терновнике» на русский язык. Вместе с тем нельзя было не заметить в романе Маккалоу расхожих сюжетных и психологических штампов, сенсационности, выдающей себя за романтический колорит, и прочих «родимых пятен», характерных для стилистики беллетристического ширпотреба. Все эти негативные тенденции получили, к сожалению, развитие в следующей книге Маккалоу— романе «Непристойная страсть» (1981), главными персонажами которого были ангелоподобная медсестра военного госпиталя в малайских джунглях и соответствовавший ей своим обликом «героя-любовника» молодой пациент, слегка опаленный дыханием второй мировой войны.

Стремление к эпичности, опирающееся в случае с К. Маккалоу все же на известную литературную школу, нередко служило не более как удобным камуфляжем для книг сугубо развлекательного, а то и открыто пропагандистского характера. Вслед за «австралийской сагой» внимание многих американцев было приковано к «китайскому эпосу» — роману Роберта Элеганта «Династия» (1977), действие в котором разворачивалось в Гонконге и Китае с 1900 по 1970 год. В начальной, а затем вновь и в финальной сценах описывалось празднование дня рождения девяностолетней американки Мэри Невинс, некогда вышедшей замуж за Чарлза Склунга, принадлежавшего к могущественному гонконгскому клану. В промежутке же, на протяжении многих сотен страниц излагались весьма тенденциозно интерпретированные главы недавней китайской истории. По воле автора, четверо сыновей Мэри примыкали к основным политическим силам своего времени. Джонатан вступил в ряды британского заморского корпуса, Чарлз-младший делал церковную карьеру и достигал видного положения в Ватикане, Томас предпочитал службу у Чан Кайши, а юному Джеймсу удавалось завоевать симпатии самого Чжоу Эньлая. Кульминацией всей этой нехитрой беллетризованной конструкции становились приготовления к визиту в КНР американской правительственной делегации, после чего, по мнению выражающего официозные представления прозаика, «Америка и Китай получали возможность прочно связать свои исторические судьбы».

К моменту пика читательской популярности «Поющих в терновнике» и «Династии» тематический и идеологический центр тяжести американской «массовой беллетристики» вновь заметно сместился. В конце 70-х — начале 80-х гг. история снова уступила место злободневности — литераторов, мгновенно реагирующих на изменение конъюнктуры, толкала к этому как усложнившаяся международная обстановка, так и резкое обострение материального положения широких слоев трудящихся Соединенных Штатов. Уже в романе Артура Хейли «Менялы» (1975) возникал отклик на последствия глубокого спада, захватившего в эту пору американскую экономику. Предмет изображения в книге Хейли — банковское дело — был на сей раз несравненно менее колоритен, нежели мир современной авиации в его известном «Аэропорте» (1968). Однако испытанным чутьем писатель уловил сигналы тревоги на главном направлении, и не удивительно, что его привлекали уже не столько вопросы техники и управления ею, сколько коренные проблемы социально-экономической организации буржуазного общества.

Детективной интриге «Менял» сопутствовали сцены, затрагивающие темы общенационального звучания. Криминальная линия опиралась прежде всего на образ Майлса Истена, который вначале попадался на крупной краже в Первом американском коммерческом банке, где он занимал довольно видный пост, но затем, по-видимому перевоспитавшись, проникал по поручению секретных служб в святая святых банды фальшивомонетчиков и чуть было не платился за это жизнью. На страже интересов банка выстраивалась разноплеменная в буквальном смысле коалиция: белокожий Истен, пуэрториканка Хуанита Нуньенс, профессиональная память которой (она работала кассиршей) помогала направить поиски исчезнувшего лазутчика по верному следу, и, наконец, начальник внутренней охраны негр Нолан Уэйнрайт — ему-то и принадлежала главная заслуга в распутывании клубка посягательств на банковский капитал, продиктованных алчностью и властолюбием.

Как известно, крупные банки, к числу которых в романе Хейли принадлежит и Первый коммерческий банк, по-прежнему составляют опору и один из самых явственных символов американского монополистического капитализма. С дебатами по поводу их роли в борьбе с углубляющимся экономическим кризисом, ведущимися на заседаниях совета директоров и продолжающимися в уютных гостиных, а то и на любовном ложе, связаны — как это ни удивительно для произведения «легкого» жанра — наиболее увлекательные страницы «Менял». После смерти основателя фирмы дирекция Первого коммерческого банка оказалась на распутье. Его первый вице-президент Роско Хейуард бизнесмен, что называется, «старой школы». «Прибыль — наша цель номер один, джентльмены, — провозглашает он свою экономическую программу. — Мы должны стоять в стороне от социально-политических проблем и заботиться о прочности финансовых позиций наших клиентов». И как следствие Роско (так запросто называют его в банке) выступает за колоссальные ссуды монополиям, противясь расходам на социальные нужды — на строительство, к примеру, дешевых квартир для бедняков или на создание новых производств, способных предоставить работу толпам безработных.