Генри Олди - Олди и компания. Встреча Генри Лайона Олди с читателями на Петербургской фантастической ассамблее-2018

КОММЕНТАРИИ ИЗ ЗАЛА: О риторическом вопросе... О путешествии...

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Минуточку, я должен понять материал и проблематику. Мы поймём содержание «Колобка» из этой фразы? Нет. Так о чём сказка?

КОММЕНТАРИИ ИЗ ЗАЛА: О самонадеянности?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Есть сто сорок восемь произведений о самонадеянности. Ещё раз: материал и проблематика. О чём нам рассказывают?

КОММЕНТАРИИ ИЗ ЗАЛА: О конфликте молодости и старости?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Вот смотрите, вы все пытаетесь раскрыть идею, не тему. А я вам говорю: о чём книга? Колобок — хлебобулочное изделие. Правильно?

КОММЕНТАРИИ ИЗ ЗАЛА: О том, как съели Колобка.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Уже ближе. Но «съели» нам ничего не даёт, «съели» — это же трагедия, правильно? Мы говорим о трагедии. Значит, тема: трагедия хлебобулочного изделия. Где? Материал: в средней полосе Воронежской области. Допустим, да? Скажите, из этого уже хоть какое-то содержание понятно? Если мы это правильно разовьём, получим на выходе: трагическая история сказочного персонажа, сдобного хлебобулочного изделия, случившаяся в средней полосе Воронежской области в результате столкновения героя с целым рядом голодных животных... И даже полный идиот, услышав эту формулировку, будет знать содержание Колобка. Содержание, не идею. И тренируемся дальше: «Курочка Ряба» — формулируем тему. Так проводится первая лекция на семинаре.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Точно так же с идеей, основной мыслью произведения. А вот, кстати, то, что было сказано из зала — «не ходите, дети, в Африку гулять» — это достаточно близко к идее «Колобка».

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Или «самонадеянность губит юные натуры». Идея же отвечает на вопрос «что?». Идея — главная мысль произведения. Тема всегда конкретна, а идея всегда абстрактна. Поэтому тема должна быть предельно конкретной, а идея — не обязательно. Допустим, утверждение «войну делает пехота» — идея романа Толкиена «Властелин Колец».

ВОПРОС: Возвращаемся к теме читательской. Как вы для себя определяете, какую следующую книгу почитать для удовольствия? То есть, допустим, вы знаете, что некий автор хорошо пишет, или тема интересная, или кто-то рекомендовал...

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: Или девочки прислали новый томик...

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Если хорошие девочки, мы читаем.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: На самом деле все три варианта, и ещё плюс под настроение.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: У нас есть список книг, которые мы хотим прочитать, но ещё не успели. Он постоянно растет, и уже сейчас такой, что лет на пять хватит.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Да, он продолжает пополняться. У нас есть из чего выбрать. По рекомендациям друзей, чьему вкусу мы доверяем. И по авторам, которые себя в наших глазах высоко зарекомендовали. Мы знаем, что у них нет текстов ниже определённого уровня, как правило, довольно высокого. И да, играет роль конкретная тема, которая в данный момент интересует. Или просто под настроение. Грубо говоря, прочитал пару романов тяжёлых, серьёзных, мейнстримовских — очень хорошо, книги мне запомнились, но я уже утомился от мощных переживаний, глубины пластов. Захотелось чего-то весёлого, приключенческого — и я беру, к примеру, Брэндона Сандерсона. Или наоборот: я зачитался всяким легковесным, а хочется чего-нибудь посерьёзнее, и я беру Водолазкина.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: У нас есть любимые писатели, за которыми мы следим, берём всё новое. Есть те, кого рекомендуют люди, которых мы уважаем, чьё мнение ценим. На что-то, бывает, случайно напарываешься... Вот я сейчас впервые познакомился с Дэвидом Геммелом, с его трилогией «Троя». И теперь обязательно что-нибудь ещё прочитаю у Геммела.

ВОПРОС: Года три или четыре назад я прочла вашу статью в интернете по поводу работы издателей по выпуску книг. Очень хорошая, очень дельная статья о кризисе в книжной сфере...

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: «Четыре всадника Апокалипсиса»? Там не только про издателей...

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОПРОСА: Изменилась ли ваша позиция, мнение по этому вопросу?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Во-первых, особо не изменилось, а во-вторых, мы это отчасти зацепим в докладе. В смысле, не сегодня.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: В целом можно сказать, что фантастика на данный момент бодро катится под горку. Вернее, она уже под горкой, и докатывается в болото совместными усилиями издателя, торговца, писателя и читателя. При этом фантастическая литература, перебравшаяся в мейнстрим, прекрасно себя чувствует.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Просто она не называется фантастикой.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Поэтому всем участника процесса стоило бы подумать, каким образом это произошло. Но думать никто не хочет, и продолжают выпускать примерно тысячу новых книг в год. Фантастика сейчас выходит по три-четыре книги в день.

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: Только российских авторов.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Новых книг. Это без переводов и без переизданий.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Вы понимаете, что такое три книги в день? А если с зарубежкой, с переизданиями — до пяти в день. Но тиражи всё меньше и меньше. Раньше считалось, что такие тиражи — уже ниже порога окупаемости. А теперь — печатают и такие.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Как в том анекдоте: «Кто сказал, что синус не может быть больше единицы? Да зимой сорок первого синус на фронте до пяти доходил!».

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Тут вспоминается анекдот «так мы до мышей дотрахаемся», но поскольку уже дотрахались, анекдот можно опустить. Сейчас писатели друг за другом повторяют, что в литературе нет объективных критериев... Как по мне, пятый и шестой класс средней школы они пропустили. В музыке, значит, есть, а в литературе нет?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Архитектоника сюжета — объективный критерий? Объективный.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Мы сами привели фантастику в ту ситуацию, в которой она сейчас находится. Мы — в широком смысле слова.

ВОПРОС: К разговору о сверхзадаче. Иногда говорят, что фантастика — это новая философия. Если говорить на этом уровне, для вас сверхзадача — скорее философский аспект, категория макрокосма, или психологический, категория микрокосма?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Я вспоминаю лекции в институте. Понятие сверхзадачи ввёл в театральный обиход Константин Сергеевич Станиславский. До него, насколько я знаю (может, я ошибаюсь), понятия сверхзадачи не существовало. Он ввёл сверхзадачу и сквозное действие. Сверхзадача, как объясняли мне на уроках режиссуры, — это то, чего я хочу добиться от зрителей после окончания спектакля. Сверхзадача — то, что я хочу в них вложить и получить как результат. К примеру, после «Ромео и Джульетты» зрители поймут, что вечная грызня приводит исключительно к трагическим последствиям, и перестанут грызться. Или будут вести себя лучше по отношению к своим детям.