Генри Олди - Олди и компания. Встреча Генри Лайона Олди с читателями на Петербургской фантастической ассамблее-2018

ВОПРОС: Тот момент, когда актёр превращается в режиссёра... Насколько это оправдано? Актёр и режиссёр... Всё-таки разная психология для этого нужна. Бывает ли такое?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Бывает-бывает. Андрей Миронов в конце своей жизни ставил спектакли. Говорят, Владимир Высоцкий поставил массу сцен в фильме «Место встречи изменить нельзя», потому что Говорухин уезжал очень часто, приходилось его подменять... Высокий ставил, а Конкин злился.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Клинт Иствуд был отличным актёром — стал очень хорошим режиссёром. Последние фильмы, которые он режиссировал, — отличные фильмы.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Человек может совмещать эти две профессии. Как правило, он редко может их совмещать одновременно, в одном спектакле. Хотя бывают играющие режиссёры, но это редкая ситуация, честно скажу.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: У человека может быть, с одной стороны, образование, а с другой —талант: развил он в себе эти способности, научился по ходу дела. Хотя изначально талант всё равно должен быть, и актёрский и режиссёрский. Грубо говоря, набравшись актёрского опыта, попробовал себя в режиссуре, решил посмотреть со стороны — получилось.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Когда я учился, у нас было два преподавателя по режиссуре. Я работал у второго в группе, но и с первым тоже. А у первого многому научился на лекциях и практических занятиях. Первый, царствие ему небесное, — Виктор Кузьмич Гужва — был прекрасным актёром от природы. И он другим актёрам, когда ставил спектакли, великолепно показывал, когда у тех не шла роль. Он показывал, как играть эпизод — и человек сразу понимал, зажигался... Не копировал, понимаете? А зажигался приёмами, пониманием, как можно добиться нужного эффекта, и дальше все шло хорошо. Второй, к счастью, ещё жив, — Валентин Юрьевич Ивченко. Он режиссёр, причём режиссёр оперетты, музыкальной комедии — это школа сумасшедшая: и музыка, и танцы, и вокал, и драматургия. Вот он, когда видел, что у актёра что-то не получается, начинал размышлять над способом подтолкнуть актёра. Я, помнится, репетировал Франсуа Вийона в пьесе Юлиу Эдлиса «Жажда над ручьём». Он ходил, смотрел, потом говорит: «Слушай, вот у Вардвана Варжапетяна — есть такой армянский писатель — была повесть «Баллада судьбы», хорошо бы тебе почитать». Я шёл, искал эту повесть, читал — и вдруг понимал, как играть роль. Потому что повесть-то о Франсуа Вийоне. Он умел сказать: «Знаешь, есть одна картина, её надо бы посмотреть; есть пьеса — хорошо бы её прочесть...». Он умудрялся такими обходными путями стимулировать в актёре творческую жилку. Оба метода прекрасно работают. Каким пользоваться? Каким мы умеем — тем мы и пользуемся.

ВОПРОС: Мне интересно: в связи с вашим театральным опытом слушаете ли вы аудиоспектакли по своим книгам, аудиопостановки? Может быть, вдруг вы понимаете, что подразумевали совсем не то, о чём вам говорит актёр... Были ли такие конфликты?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Скажу честно, я полностью не слушал ни одну из аудиокниг, записанных по нашим произведениям. Фрагментами слушал, большая часть из того, что я слышал, нравилась, активного неприятия не возникало. Только когда мне попались какие-то совсем любительские самоделки, которые по интернету гуляют, — там, конечно, было пару раз активное неприятие. Чувствовалось, что человек вообще не понимает, о чём он говорит, и читать толком не умеет. Это да. А когда это делают профессиональные чтецы, идет студийная запись, неприятия не возникает. Тут, скорее, обратный эффект: я прослушал фрагмент, мне было достаточно, чтобы понять: да, это прочитано хорошо. Может быть, чуть-чуть другие акценты чтец делает, но эти акценты тоже интересные и имеют право на существование.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Мы слушаем фрагменты, потому что полнометражная книга звучит пятнадцать-двадцать часов. А у нас этих книг тридцать, если не больше. То есть, это надо потратить невероятное количество времени, чтобы всё выслушать. Слушаешь фрагмент, слышишь: обаятельный голос, человек владеет интонацией, всё нормально. Нам не надо выпить бутылку вина до конца, чтобы понять его букет.

КОММЕНТАРИЙ ИЗ ЗАЛА: Тем более когда вино сделали вы сами.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: В общем, да. Кроме того, у нас прекрасные чтецы. Великолепный чтец Дмитрий Игнатьев, псевдоним digig. Он начитал «Герой должен быть один», «Свет мой, зеркальце»; сейчас «Чёрного Баламута» читает в компании с другими превосходными чтецами, Еленой и Дмитрием Полонецкими, а также Вадимом Максимовым. Если кого-то не назвал, пусть не обижаются — это долгая история, а выступление ограничено по времени. В целом нам нравятся все артисты, читавшие наши книги. Бывает, мы не согласны с рядом акцентов, но мы же взрослые мальчики, мы понимаем, что не согласен — это не значит плохо. Кстати, вы знаете классическое определение дурака? Дурак убеждён, что лучшие в мире штаны — это его штаны, а лучшая в мире нравственность спит в его постели. Мы же знаем, что не наши штаны самые лучшие в мире. Чтец может читать не так, как мы это себе представляли.

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Аудиоверсия — промежуточный вариант между книгой и, допустим, экранизацией или театральной постановкой. У аудиокниги меньшая степень свободы, чем у экранизации или спектакля, но у чтеца больше возможностей акцентами и интонациями интерпретировать авторский текст, добавлять ему новые краски. Но, как мы часто повторяем, фильм не должен быть дословным пересказом книги, а аудиопостановка не обязательно должна нести только те акценты, которые заложил автор. Выделил исполнитель какие-то важные вещи для себя, решил, что их нужно подчеркнуть таким и сяким образом — почему нет?

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Я всегда страшно завидую людям, которые прочитают книгу, затем посмотрят экранизацию, и если результат не совпал с их представлениями о том, как эту книгу надо было бы экранизировать, шумят: «Отстой! Дерьмо!». Завидую страшно! Это юные люди, подростки, они до сих пор не повзрослели. Это такое счастье, когда человек может видеть мир чёрно-белым, зависящим от его персональных вкусов. Если ему не нравится селёдка, то селёдка — дрянь. При этом его абсолютно не интересует, что вокруг тьма народу, включая его маму, которые селёдку любят. Да, каюсь в зависти человека пожилого к вечно юным.

ВОПРОС: Есть две крайности при написании книги: одна — заклёпочный подход, то есть полностью всё до мелочей прописываем, а есть подход, который я называю «у меня не про это, у меня про отношения». Вам что ближе?

ДМИТРИЙ ГРОМОВ: Если вкратце, то, наверное, всё-таки вариант об отношениях. Тут работает общий принцип художественной литературы: важно не просто рассказать какую-то историю — соответствует ли она историческим, этническим реалиям, правде жизни или не соответствует. Важно, что стоит за этой историей: не просто перечисление событий — что случилось, кто в итоге выжил, погиб, победил или проиграл, — а зачем вообще человек ведет повествование. Когда есть «зачем», стоящее за текстом, это литература. А когда это просто история, даже самая подробная и правдоподобная... Ну, есть рассказчик историй, а есть — писатель.