Александр Севастьянов - Дело Тихонова-Хасис

И лишь спустя почти полгода после ареста она своей рукой написала несколько строк в протоколе. Но каких! Вот все, чего добилось от нее следствие: «Свою вину не признаю, так как никаких преступлений не совершала» (т.8, л.д. 23).

И после этого будут говорить, что в наше время нет героев!

Мне уже приходилось писать о том, что в протяжении всего судебного процесса судья Александр Замашнюк искусно манипулировал присяжными, то мастерски дозируя поступающую к ним информацию (допуская «желательную» и блокируя «нежелательную»), то вводя в свою речь выражения и обороты, сеющие уверенность в виновности обвиняемых, намекающие на обоснованность обвинения [52]. И тем не менее, сфабрикованность дела была для многих настолько очевидна, что добиться неправосудного решения суду удалось лишь с большим трудом.

В коллегии присяжных — по закону — двенадцать человек. В случае если голоса разделяются пополам, суд обязан принять решение в пользу подсудимых и освободить их в зале суда. В случае с Тихоновым и Хасис именно так чуть было и не произошло. Но судья не позволил выйти на свет божий такому вердикту и отправил его на переголосование. В результате кто-то из двенадцати все же дрогнул и изменил свое первоначальное решение, в итоге голоса разделились: семеро за обвинение, пятеро против.

Слабость, нестойкость или обычная неумность одного присяжного заседателя определила трагический исход всего дела на данном этапе. Возможно, это был тот самый человек (фамилия его не разглашается), который публично сделал прессе гениальное признание: хотя следствие-де вину не доказало, но он считает, что подсудимые виновны, и проголосовал соответственно. Напомню, что вообще-то вопросы коллегии формулировались по принципу «Считаете ли вы доказанным, что…», так что в этом признании налицо состав нарушения присяги присяжных.

Справедливость и законность решения коллегии присяжных приходится брать под сомнение не только потому, что оно было подготовлено судейскими манипуляциями, но еще и потому, что оно сопровождалось отвратительным скандалом, выворачивающим наизнанку всю неприглядную суть заказного политического процесса, с которым мы имеем дело в данном случае. Об этом придется рассказать подробно, благо есть заслуживающие доверия источники, опубликованные в открытой печати.

Это, во-первых, признания присяжной заседательницы Анны Добрачевой, опубликование которых стоило журналисту The New Times Евгению Левковичу служебной карьеры. Скандал полыхнул так ярко, что попал и на страницы обер-скандалистки — «Московского комсомольца». Во-вторых, это события в зале суда, свидетелями которых были все присутствующие, пресса в том числе. В-третьих, это интервью старшины коллегии присяжных Сергея Мамонова, данное 18 мая 2011 года «Газете. ру» уже после оглашения вердикта, тоже раскрывающее некоторые секреты судебной кухни.

Итак, по порядку.

В субботу 16.04.2011 в блоге журналиста Евгения Левковича на сайте радиостанции «Эхо Москвы» появилась информация о том, что «подсадные утки» (агенты стороны обвинения) в составе коллегии присяжных ведут одностороннюю агитацию и склоняют к обвинительному вердикту своих товарищей. В результате чего 14 апреля одна из присяжных, Анна Добрачева, демонстративно вышла из состава коллегии, заявив под диктофон Левковичу следующее:

«В устной форме о самоотводе я заявила нашему куратору еще утром во вторник, 12 апреля. Я указала, что со стороны некоторых присяжных на коллегию оказывается давление — нас с самого начала склоняют к обвинительному приговору. Вечером же, когда я составляла письменное заявление, куратор сказал, чтобы в причинах выхода я указала “семейные обстоятельства”…

Ряд присяжных являются бывшими сотрудниками правоохранительных органов [53], а присяжные № 1 и № 4 (Мамонов и Николаева. — А.С.) с самого начала суда ведут в коллегии пропагандистскую работу. Каждое утро номер первый зачитывал нам в совещательной комнате материалы из СМИ, зачитывал даже то, что происходило в суде без нашего участия, и о чем мы знать были не должны. Каждую статью он сопровождал комментариями, пытаясь вызвать у нас негатив по отношению к подсудимым. Кроме того, номер четвертый на моих глазах подошла к сотруднику суда, приобняла его и сказала: “Не волнуйтесь, мы вынесем обвинительный вердикт”…

Однажды около половины присяжных, включая меня, подали на № 1 и № 4 жалобу и передали работнику суда, однако в зале заседаний она не зачитывалась, и попала ли вообще к судье Замашнюку — мы не знаем…

До 20-го числа, по моей информации, коллегию покинет еще одна присяжная. Мы не хотим брать грех на душу» [54].

Сергей Мамонов, даже находясь в совещательной комнате, использовал ноутбук, скачивал информацию из интернета и делился ей с другими присяжными заседателями. Действия его и Николаевой грубо нарушали требования ст. 333 ч. 2 п.п. 2 и 4 УПК РФ, категорически запрещающих присяжным «высказывать свое мнение по рассматриваемому уголовному делу до обсуждения вопросов при вынесении вердикта» и «собирать сведения по уголовному делу вне судебного заседания». Поэтому адвокат Геннадий Небритов заявил им неизбежный отвод.

И тут начались странности. Мамонов открыто признался судье в том, что «мониторит» данный процесс. В интервью «Газете. ру» Мамонов дополнительно пояснил, что это делал не только он: «Как минимум еще четверо из тех, кто остался до конца, тоже все это читали. На мобильных телефонах. Были несколько человек, которые интернет не читали, а читали газету “Метро”. А там тоже регулярно что-то появлялось». Используя интернет в совещательной комнате, Мамонов не только постоянно был в курсе всех событий по делу. Когда присяжных заседателей удаляли из зала, чтобы они не слышали того, что слышать им не положено по закону, он включал в своём ноутбуке онлайн-трансляцию из зала судебного заседания и знал все о происходящем там. Хотя закон требует удаления присяжных из зала именно для того, чтобы процессуальные вопросы остались для них за семью печатями! Этих оснований достаточно было как минимум для отстранения от участия в деле лично Мамонова, а если желать справедливого вердикта — то и для роспуска всей коллегии присяжных, которую Мамонов с Николаевой постоянно агитировал изнутри.

Но Замашнюк, вместо того, чтобы выполнить требования закона и отвести Мамонова от дальнейшего участия в процессе, задал ему простенький вопрос: не повлияет ли осуществляемый им сбор сведений о данном уголовном деле в средствах массовой информации на принятие им в дальнейшем при вынесении вердикта законного и справедливого решения? Естественно, Мамонов ответил отрицательно. После чего был не только оставлен в коллегии присяжных заседателей, но и утвержден старшиной коллегии вместо выбывшего!