Леонид Млечин - Степан Бандера и судьба Украины

— Покойный митрополит Андрей именовался митрополитом греко-католической церкви, архиепископом Львовским и Каменец-Подольским и имел соответствующую печать. Я должен именоваться тем же титулом и, кроме того, митрополитом Киевским, так как к этому меня обязывает, кроме всего прочего, то обстоятельство, что сейчас граница между Западной и Восточной Украиной пала, и я являюсь главой украинской греко-католической церкви на всей территории СССР, что засвидетельствовано в папских буллах.

— Но у вас нет ни одного прихода на территории Украины, помимо Галиции, — возразил Карин.

— Прихода нет, но верующие есть, и я являюсь их духовным главой. Поэтому я и просил о том, чтобы мой титул содержался бы и в печати, а так фактически получается, что я даже не могу именоваться тем титулом, какой имел покойный митрополит Андрей. Мне было заявлено, что я не должен именоваться даже Каменец-Подольским.

— Если в Киеве организуется хотя бы один приход, то вы будете именоваться и Киевским. А, вообще говоря, для того, чтобы именоваться Киевским, нужно сидеть в Киеве и быть де-факто главой украинской церкви.

— Да, но это произойдет только тогда, когда православная церковь соединится с греко-католической церковью.

— А как вы мыслите это воссоединение — под главенством московской патриархии, вселенского патриарха или папы римского? — заинтересовался Карин.

— Конечно, только под главенством папы римского, — митрополит не колебался ни секунды.

— Ну, должен вам высказать свое частное мнение, — заметил подполковник, — никогда этого не будет. Православные на Украине, вы уж простите меня, считают греко-католиков, униатов изменниками. Если думать о воссоединении, то оно мыслимо только как возвращение к тому положению, какое было до 1596 года, то есть до заключения Брестской унии. Речь идет об объединении униатов как меньшинства с православным большинством.

— Нет, объединение на такой базе никогда не состоится, — отрезал Слипый.

Карин разговор на эту тему продолжать не стал.

— Мы с вами, ваше экселенция, затронули вопрос, быть может, и важный для вас, но для меня частный, поэтому разрешите на этом с ним покончить. Меня интересует, как обстоит у вас дело с печатанием обращения к духовенству и верующим в отношении бандеровского зла?

— Обращение мы давно издали и довели до сведения духовенства. А вот напечатать и разослать его по приходам я не могу, потому что фактически не разрешены к печатанию архиепархиальные ведомости, в которых я должен бы напечатать это обращение.

А издать это обращение изолированно от архиепархиальных ведомостей, то есть сделать первым печатным документом, мне, вступившему в обязанности митрополита греко-католической церкви, было бы неумно. Верующие и духовенство расценили бы этот факт как результат нажима советской власти. Я имею в виду издать первый номер ведомостей, в котором вместить оценку деятельности покойного митрополита Андрея, документы о назначении меня главой греко-католической церкви, извещение об интронизации, а затем напечатать и обращение против бандеровского зла как документ, затрагивающий наиболее актуальный вопрос положения в западных областях Украины.

— Пожалуй, все это правильно, — согласился Карин, — но почему же до сих пор ни вы, ни один из ваших представителей не поставили вопрос о напечатании архиепархиальных ведомостей?

— Мы ждали, что органы советской власти удовлетворят нашу просьбу и разрешат иметь свою типографию. Но, к сожалению, и по этому вопросу в Москве было заявлено, что иметь собственную типографию нам не разрешается, а то, что необходимо печатать, может быть напечатано в любой местной типографии.

— Исходя из этого, — сказал Карин, — я советую вам, ваша экселенция, подготовить архиепархиальные ведомости в том виде, в каком вы говорили, и быстрее отдать их в печать. В то время, когда население Западной Украины, органы советской власти, интеллигенция ведут активную борьбу с бандеровцами и скоро доведут ее до конца, — церковь молчит. Получается, что вы фактически солидаризуетесь с бандеровским злом. Больше того, потворствуете этому злу. Тем более если принять во внимание десятки случаев активного пособничества служителей культа украинско-немецким националистам из ОУН* и УПА*, агентам немецкой разведки и гестапо.

Карин привел еще один аргумент, показавшийся ему убедительным.

— Покойный митрополит Андрей незадолго до смерти довольно определенно выступил против бандеровского зла. Фактически это было последнее его публичное выступление перед духовенством. Мы полагали, что это выступление явится завещанием для вас лично… Ведь покойный митрополит Андрей был вашим отцом. Вы — его сын, — медленно произнес подполковник и сделал паузу.

«Я пытливо смотрел на Слепого, — докладывал Карин наркому. — Согласно вашим указаниям, я употребил этот прием для того, чтобы определить, какое впечатление произведут слова «отец» и «сын» на Слепого, в связи с тем, что у нас имеются данные, свидетельствующие, будто Иосиф Слепой — незаконный сын Андрея Шептицкого. Ни один мускул не дрогнул на лице Слепого. Он сидел совершенно спокойно. Его внутреннее волнение сказалось только в одном — он глотнул слюну, как это делают люди, у которых пересохло во рту».

После паузы Карин продолжал:

— Да, вы — сын своего отца. Конечно (опять с паузой), я говорю «сын» в понимании духовном. Получается так, ваше экселенция, что сыновья не исполняют заветов отцов своих, не говоря уже об обязанностях гражданина советской страны.

— Но, повторяю вам, — сказал Слипый, — что меня смущает вопрос, как же я должен подписываться, каким титулом?

— Подписывайтесь таким же титулом, каким подписывался покойный митрополит Андрей Шептицкий.

— А как же будет все-таки с печатью?

— Я выясню в Совете по делам религиозных культов в Москве и сообщу вам. Теперь меня, ваша экселенция, интересует такой вопрос: насколько мне известно, зная, что во Львове находится председатель Совнаркома Украины Никита Сергеевич Хрущев, вы просили у него аудиенции?

— Да, просил. Расскажу, как это получилось. Помните, при первом нашем с вами разговоре я упоминал, что если Никита Сергеевич будет находиться во Львове, я попрошу аудиенции, чтобы в его лице приветствовать правительство Советской Украины. На днях приходит мой хороший знакомый — профессор Крипякевич и говорит: Никита Сергеевич во Львове и мне следовало бы попросить аудиенции. Крипякевич сказал, что они «между собой говорили» и решили, что это было бы хорошо для церкви. Крипякевич заметил, что берет на себя миссию устроить эту аудиенцию. Я дал согласие. Спустя несколько дней Крипякевич приходит и рассказывает, что передал мою просьбу. Но Никита Сергеевич ответил, что во Львове находится председатель Совета по делам культа и назвал какую-то фамилию, которую я не запомнил, и я могу обратиться к нему с теми вопросами, которые имел в виду поставить перед Никитой Сергеевичем. Вот вся история.