Николай Непомнящий - Гарри Гудини

Затем гроб закрыли занавесом. Через несколько минут появился Гудини. Гроб, когда его показали публике, выглядел так же, как и тогда, когда Гарри находился в нем.

Читая о фокусниках прошлых времен, мы часто сознаем, что нам не хватает знаний о тонкостях того или иного трюка. Однако в описанном случае с Гудини нам известно, казалось бы, все.

Как же Гудини вылез из гроба?

Некоторые разоблачители трюков имеют привычку развенчивать их, называя «детскими игрушками». Однако на самом деле эти «детские игрушки» не так уж просты. И хотя трюк Гудини действительно оказался чертовски простым, ребячества в нем не было ни на йоту.

Каждый гвоздь в днище можно было вытащить и измерить, и тем не менее выход из гроба осуществлялся именно через днище. Каждый второй гвоздь просто не входил в боковую стенку, а шел вдоль нее. Можно было сколько угодно помечать шляпки гвоздей. Лежа в гробу за занавесом, Гарри перевернулся ничком, уперся коленями в днище и оторвал его от всего остального гроба, приложив для этого значительные усилия. Оказавшись на свободе, он совместил гвозди с отверстиями, попрыгал на крышке гроба, и все стало на место.

Проделав этот трюк, он побил своего соперника его же оружием и посрамил его. Авторитет Гудини в Великобритании был столь велик, что он стал требовать за выступления процент от сбора. С помощью Гарри Дэя он получил за неделю две тысячи пятьдесят долларов. А в 1904 году там еще не было налогов на зрелища!

В январе 1905 года из Америки пришла телеграмма, в которой Королю освобождения предлагалось шесть недель поработать в ведущих театрах Штатов за пять тысяч долларов. Ликуя, он тотчас же ответил согласием.

К 1905 году американская эстрада вступила в свой золотой век. Гениальный Тони Пастор стал первым, кто очистил варьете от непристойностей, запретил зрителям курить и пресекал хулиганство в зале. Американская публика реагировала на это положительно: теперь в театр эстрады можно было ходить целыми семьями. Дамы могли приходить, не рискуя быть оскорбленными.

Вернувшись в Соединенные Штаты после триумфального европейского сезона 1905 года, Гарри и Бесс с головой окунулись в водоворот американской жизни. Гудини начал свои выступления в Нью-Йорке 2 октября 1905 года в театре «Колониал» у Перси Уильямса, что на углу Бродвея и 63-й улицы. Ему отвели роль «гвоздя программы». В некотором смысле Бродвей был тогда самым жутким местом в городе. Среди публики нередко попадались хулиганы, которые освистывали артистов или вспарывали кресла в зале. Дневные представления в «Колониале» были сущим кошмаром даже для тех, кто умел ладить с публикой.

В тот октябрьский понедельник, когда огни в театре были тусклы, а на световой рекламе по обеим сторонам сцены выделялось единственное слово — «Гудини», толпа пребывала в напряжении. В течение многих лет они слышали легенды об этом фокуснике, и вот наконец он здесь.

Оркестр грянул марш «Кайзер Фридрих», вспыхнули огни рампы, занавес поднялся. Король освобождения вышел к публике, вздернув подбородок и смело глядя в зал своими серо-голубыми глазами. Осанкой, напряженностью тела, всем своим каким-то зловещим обликом он напоминал атакующего буйвола. Если кому и было суждено удержать в узде бродвейских головорезов в театре «Колониал», так это именно ему.

Музыка смолкла. С едва заметной улыбкой Гудини поднял голову еще выше и заговорил резким пронзительным голосом, достигавшим галерки: «Добрый вечер, дамы и господа. Прежде чем познакомить вас с моими последними достижениями в магии, я хотел бы показать вам, чего можно добиться путем постоянных тренировок. Освобождение из смирительной рубашки представляется вам совершенно невозможным. Я просил бы ассистентов затянуть ее на мне так крепко, как только возможно. Для начала я хочу сказать, что в моей работе нет ничего сверхъестественного. Все, что я делаю, — лишь ловкость моих рук и моего тела. Я приглашаю на сцену комиссию из зрителей, чтобы вы могли удостовериться в моей честности. Приглашаю и тех, кто принес с собой наручники, кандалы или другие приспособления, чтобы проверить мои возможности».

Воздействие его личности на зал было, казалось, сродни натянутой тетиве арбалета. Публика напряженно притихла. Гарри, сняв пиджак, остался в серой безрукавке и полосатых брюках своей обычной одежде для дневных спектаклей. Облаченные в ливреи ассистенты принялись натягивать на него смирительную рубашку. Это были верный Куколь и маленький подвижный лондонец по имени Джим Викери. Кое-кто из вышедших на сцену зрителей был в дружбе с Королем освобождения. Им надлежало сделать все, чтобы какой-нибудь «чересчур глазастый» зритель не испортил представление.

Длинные волосы Гудини развевались, он метался то в одну сторону, то в другую, раскачивался, сгибался пополам, упираясь локтями в колени, чтобы ослабить рубашку и, подняв руки над головой, дотянуться до пряжки зубами. Публика сидела молча, потрясенная. Когда Гарри сорвал с себя смирительную рубашку и швырнул ее за кулисы, зал взорвался восторженными рукоплесканиями.

Пока Гудини бился с рубашкой, на сцене собрались люди с наручниками. Куколь, стоял возле лестницы, очевидно, помогая джентльменам подняться. На самом деле он внимательно приглядывался к ним. Большинство из них были спокойные, благовоспитанные с виду мужчины, которых выбирали из толпы перед представлением. Один из людей Гудини спокойно подошел к ним перед спектаклем и предложил каждому подняться с наручниками на сцену. Если выходил кто-либо другой, человек, которого не ждали, Гарри немедленно получал предупреждение.

«Эксперты» сидели на стульях слева и справа от центра сцены. Первых четверых или пятерых наняли; они должны были надеть на Гудини его собственные наручники или кандалы. С пятью парами наручников Гарри были не страшны оковы любого вида, надетые человеком со стороны, — будь то наручники с секретом, старинной конструкции или приготовленные специально. Когда свободны предплечья, достаточно напрячь мышцы, чтобы наручники нельзя было застегнуть достаточно туго, и Гарри мог попросту стряхнуть их, освободившись сначала от «своих». Если незнакомые наручники немного повредят кожу и выступит кровь — тем лучше.

Иногда какой-нибудь изобретатель или механик делал специальную пару наручников с секретом, и, когда такая пара выносилась на сцену, Гудини освобождался от нее по собственной методе. Первым делом он с обаятельнейшей улыбкой хвалил изобретателя, а потом обращался к залу со словами: «Дамы и господа, вот пара наручников, подобных которым я никогда прежде не видел. Их изобрел вот этот господин. Я попытаюсь освободиться от этих наручников, которые, между прочим, устроены хитроумнее всех, какие я когда-либо видел. Это будет вечером в четверг, сейчас же я приглашаю вас понаблюдать за моей борьбой с наручниками».