Сергей Зыбин - Льеж и Тула [сравнительный очерк]

Чтобы показать англичанам, каковы у нас мастера есть, Николай Павлович приказывает отправить Левшу в Англию вместе с блохой. Англичане, поражённые таким удивительным искусством, начали расспрашивать Левшу, где он и чему учился и до каких пор арифметику знает.

К стыду своему, Левша должен был признаться, что арифметику нимало не знает. «Наша наука простая, по псалтырю до по полусоннику».

– Это жалко, – говорят англичане. – Лучше бы, если из арифметики, по крайней мере, хотя бы четыре правила сложения знали, тогда бы вы могли сообразить, что такая малая машина, как стальная блоха, подков нести не может, а потому теперь танцевать не будет. Англичане стали уговаривать Левшу остаться у них: «Мы вам большую образованность передадим, и из вас удивительный мастер выйдет». Но Левшу нельзя было склонить заманчивыми обещаниями; его тянуло на родину, в православную Русь, в милую для него Тулу.

Тогда отправили Левшу морем в Петербург. К несчастью, во время переезда Левша с тоски по родине стал держать пари с подшкипером, кто кого перепьёт. Оба приехали в Петербург в белой горячке, но англичанина свои окружили всевозможными попечениями и быстро вылечили; Левшу же отправили сначала в участок, а после разных мытарств от попал в больницу, где его, умирающего, навестил англичанин. У Левши было одно страшное желание – непременно два Государю сказать. Англичанину удалось добиться одного – чтобы к Левше прислали русского доктора – Мартына Сольского. Левша мог ему только невнятно выговорить: «Скажите Государю, что у англичан ружья кирпичём не чистят; пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни Бог, война, они стрелять не годятся».

Государю так и не сказали, и чистка всё продолжалась до самой Крымской кампании. В тогдашнее время, как стали ружья заряжать, а пули в них болтаются, потому что стволы кирпичём расчищены. А доведи Левшины слова в своё время до Государя – в Крыму на войне с неприятелем[145] совсем бы другой оборот был.

Вот краткое содержание сказа. Сказ о тульском Левше окончательно сложился сравнительно недавно, несколько десятков лет тому назад, так как последнее событие, которое он отмечает, касается Севастопольской войны. Начинается он как будто в первые годы после войны 1812 г., но, очевидно, в основу его легли факты более древней тульской жизни.

Верные характеристики многих исторических лиц, как то: Александра I, Николая I, Платова, Клейнмихеля[146], старика Скобелева[147], показывают, что легенда формировалась под непосредственными впечатлениями окружающей жизни, чутко при этом понимаемой.

Рассказ правильно отмечает важнейшие части гор. Тулы, точно определяет её положение среди других городов – Москвы, Киева, Курска, Орла, Мценска; также совершенно верно указывает в Туле Московскую и Киевскую заставы.

С другой стороны, также вполне точно обрисован Петербург, расположение его на берегу моря, присутствие в городе английской набережной, Аничкина моста[148], Обуховской больницы[149], колонн Зимнего дворца[150].

Но всего более удивительным надо признать в сказе довольно хорошее знакомство с Англией. Хотя рассказ как будто допускает, что в Англию можно доехать сухим путём, но с другой стороны отмечается, что эта страна – морская, причём стоит не на Финском заливе, а на Твердиземном море[151]. Англия выставляется, как и есть на самом деле, страною необыкновенно искусной в различных промыслах, обладающей великолепными цейхгаузами, оружейными магазинами, мыльными и пильными заводами.

Левша осматривает в Англии фабрики, заводы и вообще все хозяйственные порядки – всё ему нравится, особенно, что касается рабочего содержания.

Рассказ верно, с действительностью отмечает сравнительно хорошую одежду английского рабочего, отмечает его образованность, его почитание праздников. Многие подробности английской жизни показывают, что рассказ черпал их из какого-то верного источника.

Наконец, верно подмечена яркая бытовая подробност: отношение официальных лиц к своим согражданам, попавшим в беду: заботливое отношение к английскому шкиперу и холодное бессердечие к несчастному Левше. Как мог сложиться рассказ с такою массою верных географических, исторических и бытовых подробностей.

Лесков говорит, что он не знает, где родилось баснословие о стальной блохе, т.е. завелось ли оно в Туле, на Ижевске или в Сестрорецке. Значительные подробности относительно Петербурга, моря, приёма в Зимнем дворце доказывают, что сложителям сказа тоже этот город был хорошо известен. С другой стороны, то же можно сказать относительно Тулы. Рассказ окончательно мог сложиться там, где одновременно хорошо знали Тулу и Петербург и все условия оружейничьей жизни. Таким местом мог быть только Сестрорецк, местечко в 30 верстах от Петербурга с казённым оружейным заводом, куда не раз переселяли оружейников из Тулы. Очевидно, рассказчик – старый сестрорецкий оружейник, выходец из Тулы, всё образование которого в лучшем случае началось и кончилось псалтырём и полусонником, не мог его сочинить сам, самое большее, что он внёс кой-что местное, чисто петербургское, но главные подробности рассказа, оценка в нём событий, характеристика лиц и положений, образ Левши пришли с ним из Тулы, как продукт народного творчества.

Для тульских оружейников, переселённых из центральной России на берега холодного Финского залива, на сыпучие пески с бесконечными болотами с одной стороны и суровым сосновым лесом с другой, а что хуже всего – поселённых среди угрюмых, не православных чухон, Тула представлялась страной обетованной. «Тула – Москвы уголок», – говорит пословица. Действительно, Тула напоминает собою отдалённые кварталы Москвы, а следовательно, имеет картину, дорогую для русского сердца.

Сравнительно тёплый климат, богатая растительность, дешёвая жизнь, а кроме того, бойкий Московско-Киевский тракт с кипучей промышленной жизнью, – всё это не могло быть забыто подневольными переселенцами. Но особенно гордились они на чужбине своим огромным оружейным заводом, где работали их отцы и прадеды.

В далёком Сестрорецке всё тяжёлое из тульской жизни забылось, остались одни сладкие воспоминания. С гордостью рассказывали тульские переселенцы – оружейники о своём заводе, об его силе, об удивительных мастерах, действительно, замечательных искусниках в большинстве металлических работ. При этих условиях старые тульские рассказы повторялись с особенною любовью, объединялись в целый эпос, результатом чего и появился сказ о Левше.

Эпос, как всегда это бывает, объединил около одного лица то, что совершалось многими лицами, героя эпоса заставили пережить и перечувствовать то, что пережило целое сословие за долгое время.