Сергей Зыбин - Льеж и Тула [сравнительный очерк]

Сказу о Левше дала материалы жизнь тульских оружейников за долгое время развития этого сословия.

Для исследователя сказа особенно трудным для объяснения должно показаться всё, что касается похождений Левши в Лондоне. Откуда тульские оружейники могли получить сравнительно достоверные сведения о Лондоне, его фабриках, заводах, о жизни его обитателей? Правда, в XVII веке подле Тулы находились заводы, где служиломного иностранных мастеров, но среди них были исключительно голландцы и немцы. Два англичанина, Дових и Джонс[152], в конце XVIII и в начале XIX века оказали много услуг тульскому оружейному производству, но для образования легенды они не могли дать много материала. До оружейников должны были дойти более определённые и непосредственные рассказы о житье-бытье отдалённой Англии и об её промышленности, известной всему свету, с которой приходилось конкурировать и тульской металлической промышленности.

Оказывается, что и в этом случае туляки получили великолепный подлинный материал от своего же брата оружейника, командированного в Лондон для изучения оружейного мастерства. Как было уже указано, по мысли управителя завода Веницеева[153] в 1785 году были посланы в Англию два оружейника – Алексей Сурнин[154] и Андрей Леонтьев[155]. Сурнин и Леонтьев, вероятно, были наиболее способными и искусными оружейниками, но, как увидим ниже, в нравственном отношении это были две противоположности. Сурнин был человек трезвый, спокойный, любящий своё дело. Леонтьев же – натура легкомысленная, увлекающаяся, в полном смысле неустойчивая, но, без сомнения, талантливая. В Левше ясно проглядывают две противоположные натуры, слившиеся вместе в один тип. Искусный мастер, с достоинством держащий себя перед Платовым и Царём, внимательный наблюдатель чужой жизни, человек, страстно любящий свою родину, – это лучшая половина Левши, это то, что мы видим в Сурнине. Весёлый собутыльник, проехавший с припевом «ай, люли, се тре жули» всю Европу, а на обратном пути держащий пари со шкипером, кто кого перепьёт, это вторая половина Левши – то, что представляет Леонтьев.

Родители посылаемых оружейников были люди бедные, жившие на заработки детей, что видно из прошений их заводскому начальству о пособии.

Ученики были сначала отправлены в Петербурге, где они встретили поддержку в лице знаменитого протоиерея Андрея Афанасьевича Самборского[156], который был законоучителем и духовником великих князей Александра и Константина[157] Павловичей. Он долго жил в Англии, был женат на англичанке. Самборский, вероятно, посоветовал направить молодых людей к священнику при Лондонском посольстве Смирнову. Граф Комаровский[158] в своих записках говорит, что при нашей миссии в Лондоне из всех чиновников «один только замечательный был человек – это священник нашей церкви Яков Иванович Смирнов[159]; он был употребляем и по дипломатической части[160]». И действительно, без этого благородного человека положение оружейников в Лондоне было бы самое критическое. Сурнин и Леонтьев 20 января 1785 года отправились через Европу в Лондон, так как навигация в Балтийском море закончилась, и прибыли в Англию только в ноябре месяце. В Лондоне они поступили в пансион, где их должны были обучать чтению и письму на английском языке, а также рисованию. По причине замедления в переводе денег на их содержание их нельзя было взять из этого пансиона, и они вынуждены были оставаться там почти до июля 1787 г. несмотря на многократные письма в Петербург священника Смирнова. Наконец, только после того как русский посланник в Лондоне граф Воронцов написал на основании донесений Смирнова письмо Кречетникову, вспомнили о тульских учениках на чужбине и выслали в Лондон необходимые деньги. Отец Смирнов, расплатившись в пансионе, взял оттуда учеников и отправил их в Бирмингам и Шеффильд для изучения стального производства и употребляющихся в нём машин.

По возвращении их через 6 месяцев в Лондон о. Смирнов с большим трудом устраивает Сурнина к одному известному лондонскому оружейнику Ноку учеником. Остальные оружейники не хотели брать русского ученика, чтобы не выпускать ремесло своё из отечества. Нок согласился взять Сурнина за 120 фунтов в год, обязался обучать его всему касающемуся до оружейного дела и давать ему пищу, но не квартиру. Что же касается Леонтьева, то о. Смирнов старался поместить его к мастеру, который делал бы шпаги и различные стальные изделия.

Но мастера этого дела оказались ещё более упорными и положили между собой исключить из своего общества всякого, кто обяжется обучать иностранца их ремеслу. В конце концов удалось поместить Леонтьева также к оружейному мастеру Эггу.

Отправляя в 1794 г. обратно Сурнина в Россию граф Воронцов написал Кречетникову о поведении обоих учеников подробное письмо, из которого видно, что Леонтьев с самого начала учения вдался в беспорядочную жизнь. От мастера, к которому он был определён для изучения дела, бежал во Францию, а когда нужда заставила, вернулся опять в Лондон. Граф предложил ему ехать обратно в Россию, на что Леонтьев согласился, но как только получил прогонные деньги, от поездки отказался; тогда ему прекратили выдачу содержания. В это время в Англии заговорили о вооружении флота против России, тогда сей бездельник, – пишет Воронцов, – вздумал иные затеи. Он пошёл к начальнику артиллерии и сделал донос, будто Сурнин находится в Англии для покупки и высылки в Россию различного инструмента и машин (вероятно, для изготовления оружия), что в Англии запрещено под весьма великим наказанием. Виновный уплачивает большой штраф и заключается в тюрьму на весьма долгое время, а доносчик получает половину штрафных денег, на что, вероятно, и рассчитывал Леонтьев. К Сурнину были присланы полицейские для обыска, но, к счатью, ничего в доме не нашли. Мастер, у которого Сурнин учился, был призван для расспросов, но он дал Сурнину столь хорошую аттестацию о поведении, что клевета обратилась в его похвалу. «Жизнь же Андрея Сурнина с самого прибытия его в Англию, – продолжает Воронцов, – заслуживает всякого одобрения, всегда трезв, честен и неутомим в приобретении успехов для пользы России. Добрым, честным и прилежным поведением приобрёл он дружбу и откровение своего мастера до такой степени, что он от него не скрывает ничего и во всём охотно делает ему всякое вспоможение даже до того, что он теперь обещает доставлять ему даже в Россию всё, в чём бы ему ни случилась надобность. При всём этом мастер всё это делает не из-за нужды, а единственно по дружбе, по доброжелательству к г. Сурнину, ибо сей мастер (Нок) здесь один из лучших и первейших, весьма достаточен и в великом уважении у всех. Чтоб Сурнин мог приобрести возможно большие познания, мастер давал ему деньги и посылал в разные английские города и заводы для изучения машин и инструмента для приготовления стали. Одним словом, я не могу довольно нарекомендовать Сурнина милости Вашего Превосходительства, а прошу токмо, как вы любите отечество и неусыпно стараетесь о пользе оного, не упустить сего случая доставить Сурнину способ привести в действие его знания, чем и ваше патриотическое расположение прославлено будет навсегда и отечество приобретёт несказанную пользу. Прошу покорно определить Сурнину несколько мастеров и помощников, поручить их ему в команду и дать ему способы и волю привести в достоинство своё знание, из чего и плоды его вам видны будут. Прошу также взять его в особливое ваше покровительство, дать ему награждение таковое, которое могло бы послужить примером для тех, кои будучи посланы для изучения вне отечества, ведут себя порядочно,стараются о приобретении успеха и охотно возвращаются в отечество. Уверен, Ваше Превосходительство, что оставшийся здесь бездельник, Леонтьев, если бы не пропивал, мог бы выработать здесь около ста гиней в год, а если бы Сурнин захотел поступить бесчестно и остался бы здесь, то с его трезвенностью и прилежанием легко бы мог выработать двести гиней, что на наши деньги состовляет 1600 руб. Если г. Сурнин по милости Вашего Превосходительства удостоен будет надлежащего одобрения, то ни за какие деньги того купить нельзя будет, что от него в короткое время оружейники приобретут».