Александр Афанасьев - Уральский узел

Это я вам говорю, чтобы вы понимали — Миша мог быть и на моем месте. А мог быть и на месте тех двоих, потому что нравы тех лет в Екатеринбурге — были далеко не вегетарианскими. И раз придя — приходили и второй и третий…

Проблема была ещё и в том, что Гольцман был… несогласным, мы сильно расходились с ним на этом. Он был активным участником событий, позже ставших известными как «белоленточная революция», провальных протестных событий одиннадцатого — двенадцатого годов, возглавляемых тогда ещё совсем молодым Михаилом Бельским. Сейчас об этих событиях все почти позабыли… все это было досадной мелочью на фоне украинского Евромайдана и последовавших за ним событий. Гольцман тогда искренне в это верил… помню, он встречал меня в аэропорту и на заднем стекле его джипа была наклейка «Бельский!»…

С Мишей Гольцманом мы встретились в театре… каком не скажу да и какая разница. Миша — был завзятым меломаном и театралом, во многом это и объясняло его мечту перебраться в Москву, которую он и осуществил — здесь было много театров. Я не стал отвлекать Мишу от спектакля и честно сам досмотрел его до конца — после чего, мы пошли по московской улице в сторону центра, разговаривая на ходу…

Миша выслушал меня, потом по своей обычной привычке, щёлкнул пальцами.

— Попал в колесо, пищи, но беги… — выдал он

— Я серьёзно, вообще то

— Я тоже

Миша отлично умел делать две вещи. Слушать. И выигрывать суды.

— Миш понимаешь, в чем дело? Они не отстанут.

— От тебя?

— Не. От страны. От моей, бля, страны.

Гольцман пожал плечами

— Какая бы она не была, это моя страна. И мне срать на то, что о ней думают другие. Я вот что подумал — если я пошлю их на три всем известные — то они сделают две вещи. Первая — исполнят свои угрозы относительно меня. Им это сделать — как два пальца об асфальт. Второе — найдут кого-то другого. И он согласится. Я намерен завести их в тупик. Обломать им всю игру. Причём сделать это хитро. Так чтобы они потом сами не знали, как выкрутиться…

— Ты уже для себя все решил. Зачем тебе я?

— А вот зачем. Разработай стратегию защиты активов. Подели их на несколько частей, так чтобы трудно было добраться до всех сразу.

— Сделаю.

Я развернул Гольцмана к себе

— Я не прав?

— Отпусти.

— Не прав…

Гольцман сплюнул, мы снова шли рядом по старой, московской улочке, заставленной машинами

— Все неправы — сказал он — мы, они, ты. Все. Знаешь… в девяносто первом — сложился не такой уж плохой мир, если рассудить. Никто не остался особо обиженным.

— А Россия?

— Россия сохранилась как первая по территории страна мира. Оставила за собой Сибирь, забрала все основные месторождения природных ресурсов. Прикинь — вот сейчас — как живёт Россия, и как живут выделившиеся из СССР страны. Процветают ли они?

— Как насчёт Казахстана? Прибалтики? Азербайджана?

— Это исключения. Казахстан — там не сказать, что сильно лучше, просто у них слишком мало населения на большую территорию и немалые природные богатства. Но живут они не богаче, беднее нас — я был там. Азербайджан… ну, тут да. Алиев вытащил. Прибалтика… они вступили в ЕС и уехали туда работать, вот и всё. Посмотри, как живут остальные. Та же Украина — ну оставили они своё сало при себе — и сильно счастливы?

— Что ты хочешь сказать?

— Знаешь… вот ты собрался бороться с пятой колонной… я и сам когда то был этой пятой колонной. Видать, такая уж судьба у нас, у евреев.

— А сейчас?

— А сейчас — вот представь — если бы я переехал в тот же Лондон, я бы стал пятой колонной там. Мой отец умер с верой в то, что Запад, наконец, сделает из России что-то приличное. А что я вижу сейчас? А сейчас я вижу, что Запад все больше и больше становится похожим на Советский союз в худших его проявлениях. Они так хотят сделать всем хорошо — что не замечают, какой ад они несут. В Лондоне — я не мог бы не бороться.

— Получил бы высылку в двадцать четыре часа. Если не похуже чего…

— Это вряд ли…

Посмеялись.

— Ну, что? Сделаешь? Сколько времени надо?

— На план дней десять. Есть?

— Да не вопрос.

— Вань…

Теперь уже Миша взял меня за руку

— Помни одно — переломать человека можно очень легко. У тебя это получится едва ли не лучше, чем у государства. Переубедить, показать, что он не прав — намного сложнее. Но когда ты будешь что-то делать — подумай, а не окажешься ли ты в конце в кладовке, полной сломанных кукол…

— Спасибо.

— За что?

— Да так…

Народ к разврату готов…

Народ — это чисто в моем лице, вы уж извините. Просто — эта хлёсткая фраза отражает самую суть того, чем сейчас занимался я.

Вы поймите правильно, я не монах, не резонёр там, я обычный мужик. С обычной тягой к женщинам. С этим у меня нет никаких проблем — при миллиарде скорее нужна разборчивость. Стандартный набор — включает в себя выгул в дорогой ресторан, билет на Мальдивы или Бали, шопинг. При расставании — какой-нибудь дорогой подарок. У меня в год было… две, три женщины, не больше. Длительные отношения надоедали, а более короткие… Гольцман говорил, что в иврите есть такое слово, трудно переводимое на русский — леитбазбез, истратился. Так вот, я просто не хотел истратиться. Ну и… я всё-таки работающий человек, мне некогда было каждые выходные шляться по клубам и кого-то снимать. В общем — у меня была обычная жизнь обычного русского холостого мультимиллионера. Скорее даже не совсем обычная — в нашем кругу в последнее время модно иметь жену и несколько детей. Ну и любовницу, но постоянную.

Но раз я теперь финансировал либеральную оппозицию — я просто был вынужден общаться в этой среде, погружаться в неё, заводить знакомства и делать, то же, что и они. Чтобы стать одним из них…

Ну, вот, меня и пригласили на заседание какого-то, то ли дискуссионного клуба, то ли партии, то ли протопартии — последнее, это когда политическая платформа есть, а регистрации в Минюсте ещё нет. Но будет, я обещал помочь деньгами и не без злого умысла: чем больше будет партеек и партий, тем вернее они перегрызутся между собой.

На мероприятие, оплаченное моими деньгами (перегнанными мне из британского посольства) — пригласили несколько содокладчиков. Меня в президиум не посадили, да я и сам бы отказался, но дали хорошее место в зале. Слушая выступающих — я в который раз поразился наивности наших выступающих и коварству приглашённых профессоров — в этот раз был Аарон Миллс, профессор Лондонской школы экономики. Все выступления сводились только к одному — надо открыть рынок, снять все ограничения на движение капитала, позволить крупным иностранным игрокам инвестировать в наш капитал — и все будет супер, все будет зашибись. Как в той песенке знаете?