Кристофер Хитченс - И все же…

Другими словами, я не отозвал бы свой голос, поданный за Барака Хусейна Обаму, и когда он будет приносить присягу, надеюсь сесть на место в первых рядах. Мне уже кое-что известно о «речи» и ее линкольновских мотивах. (Если вы хотите сами ознакомиться с ее бледной предварительной версией, смотрите, что в субботу по пути следования «митингового» поезда из Филадельфии до вокзала Вашингтона сказал Обама толпе в Балтиморе.) Однако в последний день президентства Джорджа Буша-младшего я хочу сказать, почему не жалею, что в 2000 году он не проиграл Альберту Гору или Джону Керри в 2004 году.

В фильме Оливера Стоуна «Буш», не слишком хорошем, однако на удивление благосклонно принятом публикой, есть неприметное упущение или, скорее, событие, не представленное на экране. В нем не показано (а лишь однажды, и то весьма косвенно, упомянуто), как два авиа-лайнера врезаются в огромные небоскребы. И вовсе не потому, что это могло бы выставить Буша в невыгодном свете, ведь и так считается достаточно общепринятым, что в этот день он действовал сумбурно, а вечером произнес худшую за все время своего президентства речь. Тогда почему же Стоун не воспользовался шансом экранизировать чтение «Любимой козочки»?

Ответ, я почти уверен, заключается в том, что именно события 11 сентября 2001 года объясняют превращение Джорджа Буша из достаточно ленивого мелкотравчатого консерватора в настоящего интервенциониста. Впрочем, изъяном этого проведенного с либеральных позиций анализа, является то, что он оставляет слишком мало места для спекуляций относительно Эдипова комплекса, навязчивых фантазий о мести Саддаму Хусейну, запойного алкоголизма и тому подобного. (А поскольку в фильме Лора Буш даже желаннее прекрасной первой леди в жизни, нам вообще остается лишь удивляться, как подобному болвану удалось добиться и удержать такую милашку.)

Мы как-то никогда не удосуживались задаться вопросом, что было бы, находись той осенью у власти демократы. А на секунду представить стоило. «Закон о борьбе с терроризмом и о применении смертной казни», в спешном порядке проведенный в обеих палатах Биллом Клинтоном после теракта в Оклахома-Сити, сравнимого с булавочным уколом, Американский союз защиты гражданских свобод справедливо назвал худшим из возможных откатов в гражданских правах. Взяв данный прецедент за основу и пропорционально увеличив, думаю, не ошибусь, если скажу, что «подслушивание телефонных разговоров» и «пытка утоплением» сделались бы обиходными выражениями, возможно, даже раньше, чем сегодня, и оправдание подобной практики звучало бы и из уст либералов. Не знаю, додумались бы Гор — Либерман использовать Гуантанамо, но, безусловно, возник бы интересный вопрос — встающий сегодня и перед новой администрацией, — а где именно держать подобных реально или потенциально опасных субъектов, тем более что их «экстрадиция» пока не предполагается. В любом случае были бы или жуткая тюрьма где-нибудь за границей, или множество не-военнопленных.

Мы могли бы избежать Иракской войны, хотя и Билл Клинтон и Альберт Гор многократно и публично заявляли, что новое и решающее столкновение с Саддамом Хуссейном, принимая во внимание вопиющее нарушение им всех соответствующих резолюций ООН, неминуемо. Однако неприятной оборотной стороной уклонения от вторжения в Ирак является то, что геостратегическая точка мировой экономики осталась бы под контролем психопатического криминального клана, содержащего штат экспертов в области оружия массового уничтожения и оплачивающего джихадистских террористов-смертников во всем регионе. Буш, затронувший эту тему в своем прощальном интервью, немногое смог сказать в свое оправдание, однако, уверен, историки придут к выводу, что для мирового сообщества устранение Саддама Хуссейна было вопросом, не терпящим дальнейших отлагательств. (Позорно скорее бездействие предшествующих администраций.)

Очевидные провалы, — в частности растущее высокомерие и невменяемость диктатур Ирана и Северной Кореи, — провалы, как минимум, в терминах поставленных перед собою задач: неспособность действовать в соответствии с исходной риторикой и неспособность связать императивы защиты прав человека с геостратегическими интересами и интересами безопасности. И вновь я не знаю, как бы повела себя любая другая администрация. А коллапс нашей финансовой системы коренится в давней попытке (самой по себе не бесчестной или постыдной) сделать домовладельцами всех хоть сколь-нибудь имущих. Таким образом, старый вопрос «в сравнении с чем?» отнюдь не такой легкий, как кажется.

Неизбежный аргумент «в сравнении с чем?» приведен отнюдь не в защиту. Как не в защиту и оправдание писалась эта статья. Во всем этом сегодняшнем разливе надежд очевиден элемент завышенных ожиданий, и я начинаю с легким страхом думать о пробуждении в среду утром.

В этот сезон общественных и частных утопий у меня есть маленькое желание. Состоит оно в том, что появление — или, лучше сказать, воцарение? — Барака Хуссейна Обамы позволит вернуть в язык одно старое значение слова «кот» [178] В оригинальном названии «Barack Obama: Cool Cat» игра слов: выражение «cool cat» означает свойский малый, классный парень и т. п., то есть: «Барак Обама — свой парень». — Прим. перев. . То, в котором его, возможно, за-ради пущего эффекта употреблял (или злоупотреблял) Джеймс Болдуин. Среди вас наверняка есть те, кому достаточно лет, чтобы помнить невеселые и весьма драматичные дни, когда народ вечно сомневался, как правильно сказать: «негр», или «цветной», или «черный», или «афроамериканец», или «человек другого цвета кожи». При всей натянутости, накале и утомительности этого дискурса, нет ли в самой манере нашего нового президента держаться чего-то грациозного и неторопливого, живого, но спокойного, лощеного, но не слишком лощеного? А на джазовом сленге «кот» также означает «белый человек», что, как полную противоположность дела «Плесси против Фергюсона» [179] Решение Верховного суда США (1896), законодательно оформившее расовую сегрегацию. — Прим. перев . , можно отнести и к Обаме. И, по-моему, претерпев за столько лет стольких собак, вовсе недурно поиметь, наконец, в качестве президента представителя семейства кошачьих. (Подумайте только о кошачьей грации дочерей.) Метафора вызывает в памяти и более чем уместное здесь клише о девяти жизнях и неизменной способности кошки бесшумно и безопасно приземляться на все четыре лапы.