Кристофер Хитченс - И все же…

В начале своей второй книги «Дерзость надежды» [ The Audacity of Hope ], являя присущую ему наряду со многими другими привлекательными чертами скромность, Обама пишет о своей самой первой избирательной кампании в сенат США (2004 год): «Мне сопутствует необыкновенная удача». И это еще слабо сказано. Позиции ведущего на тех выборах кандидата от Демократической партии Блэра Халла, потратившего 28,7 миллиона долларов собственных средств, подорвали репортеры, раскопавшие, что его вторая жена в ходе недавнего безобразного бракоразводного процесса получила судебный приказ о защите членов семьи от насилия. В результате испарилось не только дотоле подавляющее преимущество в опросах общественного мнения, но и в лагерь Обамы перебежал талантливый политический консультант Дэвид Акселрод. А республиканские праймериз завершились победой красавца Джека Райана, старт кампании которого представлялся весьма обещающим. Однако старые бракоразводные дрязги выбили из гонки и Райана, чья бывшая жена, актриса Джери Райан, обвинила образцового республиканского хранителя морали в том, что тот заставлял ее посещать садомазохистские клубы и заниматься сексом на публике. (Представьте, как это оскорбляет семейные ценности избирателей.) Иллинойские республиканцы, вынужденные срочно искать замену, из-за высокомерия совершили ужасающую ошибку, поставив на Алана Кейеса, подвижного и крайне правого чернокожего, баллотировавшегося практически везде, кроме Иллинойса, и незамедлительно решившего обвинить Обаму в том, что тот недостаточно афроамериканец, поскольку ни один из его предков не был рабом! В придачу, в ходе кампании Обаму выбрали для произнесения программной речи на национальном съезде Демократической партии и «предоставили целых семнадцать минут прямого эфира без всякой рекламы и правки» [180] Перевод Т. Камышниковой, А. Митрофанова. — Прим. перев . , как он сам об этом весьма любезно пишет.

Но на этом вся история удачи — того самого качества, которое Наполеон, как известно, полагал неизменным спутником великого человека, — отнюдь не заканчивается. Для стремившейся вернуться в национальную политику Хиллари Клинтон самой естественной дорогой представлялся родной Иллинойс. Однако подобному развитию событий воспрепятствовало предложение старейшины Собрания чернокожих в Конгрессе баллотироваться по освободившемуся округу в Нью-Йорке. Проблемы в браке Джона Эдвардса могли бы всплыть и раньше, однако случилось так, что сенатор задержался в гонке 2008 года достаточно надолго, чтобы оттеснить Клинтон на выборах в Айове на третье место, нанеся ее кампании и ей самой удар, от которого они так никогда полностью и не оправились. И наконец, в последние недели прошлого октября было трудно избавиться от ощущения, что отдельные советники Маккейна, как минимум подсознательно, работали на победу Обамы. Ярость и разочарование в правом лагере, где до сих пор не затихают разговоры о «марксизме» Обамы, сильно напоминают мне давние пересуды левых о «тефлоновом» Рональде Рейгане — политике, не только, казалось, неизменно выходившем сухим из всех неприятностей, но и набиравшем очки даже на последствиях собственных ошибок. (Классическим примером нашего случая могли бы послужить ставшие сегодня известными расистские высказывания филадельфийского друга Обамы, преподобного Джереми Райта, золу отношений с которым президент обратил в золото «морального очищения».)

Обаяние нашего нового президента не только внешнее. Оно складывается из двух, крайне редких у политиков качеств: очень глубокого внутреннего спокойствия и способности к самоиронии. Можно сказать, поражение в битве за Белый дом Обаму бы не сломило. Одновременно он не был готов сделать или сказать абсолютно все для победы. Убежден, что на самом деле в этот раз Обама поначалу на нее и не рассчитывал (в противном случае, как однажды признался и сам Джереми Райт, держался бы от него и его церкви в Саут-Сайде на расстоянии пушечного выстрела, и отнюдь не в качестве ответной или импровизированной, а сугубо профилактической меры).

Если вам требуется пример сочетания только что названных мною личных качеств, прочтите, как в своей книге «Мечты моего отца» Обама пишет о разговорах, которые они вели с другом Реем на Гавайях в старших классах школы:

«Он говорил мне нечто вроде того, что наша злость на мир белых не нуждалась в объекте, что ей не требовалось подтверждение извне, мы могли включать и выключать ее по собственному желанию… Я напоминал ему, что мы жили не на Юге Джима Кроу [181] Законы Джима Кроу — широко распространенное неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890–1964 годов. — Прим. перев . . Не в пышущих гневом кварталах Гарлема или Бронкса. Мы жили на чертовых Гавайях. Говорили, что хотели, ели, где хотели: сидели в первых рядах пресловутого автобуса. Все наши белые друзья… общались с нами так же, как между собой. Они любили нас, и мы тоже их любили. Черт, половина из них, казалось, сама хотела быть черными… Признай, что это так, Рей. Может, пора оставить позу мерзкого негра. Сохранить ее до худших времен».

Полагаю, это те же кошачья легкость и добродушное подшучивание, которые подсознательно импонировали многим белым, коричневым и еврейским избирателям, и даже тем, кто, как я, ненавидит идею голосования по цвету кожи. Разумеется, это позволяет такому человеку, как Дэвид Фреддосо, снова и снова вскидывать руки в победном жесте. Его книга — надеюсь, автор не обидится, если я назову ее на удивление доброжелательной и взвешенной (начинал он как коллега Энн Колтер в «Хьюман ивентс» [182] Правый журнал. — Прим. перев . ) , — написана с весьма несложной целью показать, что Обама происходит из гораздо более «левой» среды, чем любой из демократических кандидатов до него. Думаю, я мог догадаться об этом и сам без всякой посторонней помощи: когда главный редактор «Ньюсуик» Джон Мичем попросил обоих кандидатов в президенты назвать свои читательские предпочтения, в ответ каждый огласил целый список. Обама назвал «И проиграли бой» Джона Стейнбека, хотя любой другой ограничился бы «Гроздьями гнева». И если последний роман о страданиях и стоицизме, в первом повествуется о том, как батраки устраивают в конце концов забастовку и как им в этом помогает «организатор». Я заметил бы это, даже если бы несколько раз не обедал в районе Гайд-парк в Чикаго и не имел бы короткие встречи с Уильямом Айерсом и другими известными людьми из этой компании. И, хотя Обама не помнит 1968 год и «Дни гнева», просто потому, что ему было семь, превращение в ночь его избрания Грант-парка в «народный парк» вызвало улыбку у многих пожилых людей и породило загадочный эффект, в который, кажется, все на краткий миг погрузилось. Были забыты ассоциации слова «Чикаго» с понятиями «машина» и «Саут-Сайд», двумя кровными родственниками, которые, по сути дела, столь же значимы, как циничный Рам Эмануэль, для начала восхождения Обамы.