Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Немировский резюмирует: «Так сложились два еврейских центра сбора и публикации данных о погромах: заграничный (Центральный архив в Берлине) и советский (Евобщестком). И они сотрудничали друг с другом». Политические последствия этого состояли в том, что преувеличенные сведения о погромах сразу же доводились еврейскими и левыми – коммунистическими и социалистическими – СМИ до сведения правящих кругов европейских стран, во многом формируя их позицию по отношению к происходящему в России. В первую очередь – по отношению к правительствам белых армий, с одной стороны, и к правительству большевиков – с другой. От этого зависели, в частности, вопросы политической и материальной, военной поддержки белого движения странами Антанты. Одним из регулярных получателей такого рода информации был Уинстон Черчилль, на чью позицию как военного министра таким образом постоянно оказывалось воздействие. И Черчилль реагировал с большой живостью. Так, он телеграфировал командующему британскими силами 18 сентября 1919 года: «Очень важное значение имеет, чтобы генерал Деникин не только сделал все, что в его власти, для предотвращения убийств евреев в освобожденных районах, но и выпустил декларацию против антисемитизма» [298]. Возможно, он уже знал про отказ Деникина возвестить о равноправии еврейского населения и о недопущении «эксцессов» по отношению к нему, с каковой просьбой к генералу обратились представители Ростовской, Екатеринославской, Таганрогской и Харьковской еврейских общин 8 августа 1919 года – и счел необходимым вмешаться.

Немировский приводит в своих работах ссылки на разные источники, показывая огромный, ни с чем не сообразный разброс данных о числе жертв. Примером может служить несчастный городок Фастов, который за всю историю Гражданской войны громили ни много ни мало двенадцать раз – не только белые, но и атаманы, петлюровцы и поляки. Рассказывая именно о белогвардейском погроме 9–15 сентября 1919 года, «общее мнение» жителей города «повысило число одних только жертв погрома до 1500–2000». Газеты воспроизвели «общее мнение» в его высших оценках («Киевское эхо» с его 2 тыс. убитых). «Еще более поздние воспоминания довели это число уже примерно до круглых 10 тыс. жертв» и даже до 13 тыс. (10 000 непосредственно-де убито, еще 3000 скончалось от ран и лишений). Между тем специально составленный для главкома ВСЮР Управлением генерал-квартирмейстера секретный доклад о еврейских погромах утверждает, что в Фастове всего было убито 224 еврея. Немировский считает, что здесь «занижение, если и имело место, то незначительное», всего погибло «примерно 400 человек», «потому-то и вызывают удивление те числа, которые встречаются в обобщающих публикациях». При этом того, что в числе убитых имеется неопределенная доля погибших не от погрома, а от военных действий, не учитывает вообще никто.

Немировский делает на примере Фастова весьма далеко идущий вывод о том, что хотя объективные данные о белых погромах имелись достаточно в наличии, «однако при их использовании авторы, принадлежавшие к кругу еврейских общественных деятелей, связанных с киевскими органами еврейской взаимопомощи, допустили ряд сознательных или бессознательных искажений, «преувеличивая и без того страшное», по выражению Иосифа Бикермана».

Преувеличения продолжались и в 1920-е, и в 1930-е годы [299], продолжая будоражить еврейскую и нееврейскую общественность в Европе и мире, продолжаются и до нашего времени, включая вышеупомянутую книгу Будницкого («известный и плодовитый историк просто, без специальной проверки, воспроизвел оценки, приведенные в работах нескольких еврейских авторов 1920–1930-х годов, хотя они включают значительно завышенные числа жертв»).

«Общее число жертв погромов 1918–1920 годов среди евреев на территории Российской империи (без Польши), – пишет Немировский, – вообще также определяется по-разному. Евобщестком, после подробных подсчетов, пришел к суммарной сводке в 33,5 тыс. документированно погибших от всех погромов евреев на всей описанной территории в 1918–1920 годах [300]. Н. Гергель, суммировавший все документальные сведения уже после Второй мировой войны, получил сумму в 30.5 тыс. документированных жертв всех погромов по той же территории в 1918–1920 годах, что практически совпадает с данными Евобщесткома. Оба источника полагают, что реальное число жертв было выше документированного и определяют его условно: Евобщестком – в 150 тыс. чел., Гергель – в 50–60 тыс. Гусев поднимает эту условную оценку до 200 тыс. чел. …Фантастические рассказы Лекаша (Лекаш Б. Когда Израиль умирает. Л., 1926. С. 27), приписывающего Доброармии 80 000 жертв, можно вообше не принимать в расчет. Они говорят только о том, с какой могучей силой творилась «черная легенда» о ВСЮР».

Будницкий, как мы помним, также указывает на разброс в цифрах, но при этом не отвергает ни одну из них, в т. ч. и 200 тыс. В действительности же, как полагает Немировский, от действий ВСЮР, даже «считая с убитыми на дорогах, явно незаконно в контрразведке и т. д. и округляя – 2000 убитых – обоснованный максимум, 2500 убитых – крайняя завышенная оценка» [301].

Пусть читатель сам судит, сравнивая эти цифры – от 2.5 до 200 тыс., – о том, кто и как создавал в отношении Белой армии, в особенности на Юге России, под командованием Деникина и затем Врангеля, эту «черную легенду». Здесь же необходимо привести мнение Немировского о тех мотивах, которыми руководствовались фальсификаторы всех мастей, двигая в массы заведомо ложную информацию:

«…Все это приводило к систематическому завышению данных относительно действительного числа жертв. Это завышение вызывалось следующими факторами:

– сведения в Красный Крест и институты еврейской взаимопомощи подавались не для истории, а для получения помощи из расчета на определенную численность пострадавших. Чем больше было пострадавших, чем крупнее были размеры бедствия, тем больших пожертвований и помощи можно было добиться (что, при крайней скудости «нормативной» помощи, было весьма немаловажным). Таким образом, еврейские общины на местах и отдельные семьи были крайне заинтересованы в завышении данных по гуманитарным соображениям;

– для журналистов мировой социалистической и большей части мировой еврейской прессы, как и тем более для большевистского Евобщесткома, в силу их однозначно отрицательного отношения к Доброармии, было тем лучше, чем большее число жертв они указывали;

– кроме того, погромы, учиненные всевозможными атаманами и бандами на территории, номинально контролируемой Вооруженными силами Юга России, все наши источники могли путем самой добросовестной ошибки (впрочем, для Евобщесткома можно смело предполагать и не очень добросовестные ошибки) записывать на счет самих ВСЮР. Сами громимые не всегда могли бы толком отличить одних от других, что говорить об инстанциях, компилировавших их cообщения!.. Между тем только на территории Киевской губернии «под деникинцами» оперировали 22 атамана» [302].