Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Трудно судить, был ли так же далек от понимания сути происходящего Врангель, или он был вынужден писать и говорить не то, что думал, а то, что нужно было для нормализации отношений с иностранными союзниками, от которых зависел исход Гражданской войны, но он писал, например, перекладывая всю вину за преступления Революции исключительно на голову русского народа:

«По призыву Царя русский народ поднялся на защиту родной земли, и русские воины шли на бой с германскими полками. Теперь тот же русский народ, убивший своего Царя, грабил и жег родную землю. На защиту этой земли стали немногие честные сыны родины. Как преступники, скрытно пробирались они через кордоны немецких войск, занявших часть отечества, для того чтобы под старыми знаменами начать борьбу за честь и свободу родной земли. Эту честь и свободу попирали потерявшие совесть русские люди, их недавние соратники» [306].

Это сказано про 1918 год, когда про движущие силы Революции всем все уже было, в общем-то, ясно. Тем более – представителям имперского офицерства, которое говорит устами штабс-капитана, персонажа поэмы Маяковского «Хорошо!»:

Возможно, в случае Врангеля может идти речь о добросовестном заблуждении, простительном боевому генералу, не вникавшему в политические детали и не владевшему всей полнотой информации. Для него все большевики вообще покрывались определением «красная нечисть», без разбора и без выделения национальных фракций. Однако сама жизнь все время осуществляла за него это неизбежное выделение, подчеркивая негативную роль евреев в судьбе Белого движения. Вот несколько небольших, но ярких и красноречивых примеров, взятых из собственных мемуаров этого лучшего из белогвардейских вождей.

Врангелю в июне 1919 года удалось невозможное: ключевой город Царицын был взят, красные бежали. Но уже в августе в результате стратегических ошибок верховного командования Деникина белым пришлось отступать, и Врангель столкнулся с недостатком вагонов и эшелонов в ходе эвакуации Царицына. И вот «взяв с собой несколько казаков моего конвоя, я лично отправился на вокзал… Осматривая далее грузившиеся на запасных путях эшелоны, я обнаружил ряд вагонов уже запломбированных, где вместо того, чтобы, как значилось по ведомостям, должны были находиться артиллерийские грузы, оказались частные пассажиры, главным образом евреи, торговцы, выезжавшие с принадлежавшими им товарами. Прижатые мною к стене, они признались, что вагоны куплены ими. Деньги поделили начальник станции, составитель поездов и сцепщик. Я тут же арестовал этих лиц и в тот же день предал военно-полевому суду по обвинении в содействии успеху противника. В ту же ночь они были повешены… С этого дня эвакуация шла блестяще» [307].

Позже против Врангеля, уже как главнокомандующего Русской армией (РА, такое знаковое название правомерно дал он своим войскам), устраивались заговоры. Кто это делал?

«Накануне два каких-то мичмана явились в расположение лейб-казачьего полка и пытались уговаривать казаков по возвращении моем в Севастополь арестовать меня, начальника штаба и некоторых других лиц, не сочувствующих будто бы возвращению на русский престол Царя…

Как я и ожидал, вся эта история оказалась глупым фарсом, однако за кулисами действовали большевистские агенты. В общих чертах дело представлялось следующим образом: еще зимою 1919 года среди группы молодых офицеров флота возникла мысль создать особый орден, долженствующий воспитывать среди офицерства высокие понятия о чести, воинском долге, традиции старых Императорских армии и флота, забытые в разрухе смутного времени. О существовании этого ордена я знал и даже видел его устав. Он ничего предосудительного в себе не заключал.

Однако за последнее время в состав членов этого общества сумел втереться некий Логвинский, еврей, настоящая фамилия которого была Пинхус. Пинхус-Логвинский был личностью весьма темной, с уголовным прошлым, в последние перед революцией дни замешанный в мошеннических проделках пресловутой комиссии генерала Батюшина. Ныне, по имеющимся сведениям, Логвинский являлся одним из агентов большевиков. Втершись в доверие молодежи, Логвинский подготовил весь этот недостойный фарс…

Я приказал призвать их всех к себе, пристыдил их и сказал, что ставлю крест на всю эту глупую историю. Вместо того чтобы бить баклуши в Севастополе и делать политику, они должны отправиться на фронт…

Пинхус-Логвинский был расстрелян» [308].

Большевики вообще вели очень активную работу в тылу армии белых, особенно в Крыму, партизанили, агитировали, разлагая солдатскую массу и проч. Этим, в частности, был вызван приказ Врангеля № 3052 от 29.04.1920 г.: «Безжалостно расстреливать всех комиссаров и других активных коммунистов» из числа военнопленных [309]. Но «большевики», «комиссары», «активные коммунисты» – понятия абстрактные. Кто же конкретно за ними стоял и всем этим занимался? Вот выразительный пример.

«Областной ревком работал и в городах, располагая огромными деньгами. В течение четырех месяцев ревком получил из Москвы через курьера еврея Рафаила Кургана один миллион «романовских», 10 тысяч фунтов стерлингов и на 40 миллионов золота в изделиях и бриллиантах.

В Симферополе, Севастополе, Ялте, Феодосии, Керчи и Евпатории образовались коммунистические комитеты, щедро снабжаемые деньгами. Между ними установилась живая связь курьерами.

2 августа в Ялте была обнаружена коммунистическая ячейка, имевшая в своем распоряжении типографский шрифт и поддерживавшая связь с «областкомом». В том же месяце в прифронтовой полосе были задержаны с мандатами областкома два «курьера», высланные с целью шпионажа. Почти одновременно на Перекопе был арестован советский «шпион-курьер» Симка Кессель, пробиравшийся из Крыма в Одессу.

Вскоре удалось добыть нити для наблюдения за лицами, стоявшими в самом центре обновленной организации областкома. В результате установленного наблюдения 21 августа был задержан чинами розыска пробиравшийся из леса в Севастополь Мордух Акодис, получивший от областкома задачу воссоздать севастопольский городской революционный комитет, на что он получил 16 тысяч рублей «романовских», оказавшихся при нем при аресте. Одновременно были арестованы в Симферополе проживавшие там по фальшивым паспортам Рафаил Курган («Фоля») и Наум Глатман, являвшиеся местными представителями областкома, в квартире которых было обнаружено 250 тысяч «романовских» рублей в обертках со штампом Московского народного банка, миллион денег главного командования, золотые вещи, бриллианты по казенной оценке на сумму 28 миллионов рублей, партийная переписка, денежные отчеты и отчеты по партийной работе революционного областного комитета в Крыму. В тот же день в Севастополе были арестованы Герш Гоцман и Осман Жиллер, причем у первого была обнаружена переписка и почти не бывшая в употреблении печать севастопольского революционного комитета, а у второго – переписка и три миллиона рублей партийных денег в разной валюте.