Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

«Полная безопасность была обеспечена всем русским – мужчинам, женщинам и детям, желавшим покинуть Север. Все же те, кто оставались и продолжали гражданскую войну, делали это исключительно по своей собственной воле», – заверяет нас Черчилль в своих мемуарах. Как бы не так!

Задержав наступление из-за ледостава, Красная армия уже в начале февраля 1920 года снова двинулась вперед и 21 февраля вошла в Архангельск. Узнав о взятии Архангельска, вооруженное восстание подняла подпольная группа в Мурманске и того же 21 февраля город перешел в руки большевиков. Оставшиеся белогвардейские части, всего около 10 тыс., оказались отрезаны от линий снабжения и от возможности морской эвакуации (англичанам удалось увезти не более 6.5 тыс. человек). 13 марта красная дивизия вступила в Мурманск. На этом организованное сопротивление белых на Севере окончилось, после чего сразу же началась кровавая расправа над побежденными, продолжавшаяся в течение всей весны и лета 1920 года. Одних только офицеров было уничтожено свыше 800 человек, не считая вообще «буржуев», среди которых жертв было на порядок более. К началу сентября Архангельск уже называли «городом мертвых», а Холмогоры – «усыпальницей русской молодежи» [360].

Той же осенью аналогичным образом завершилась белая эпопея и на Юге России (с белой Сибирью было покончено еще весной 1920 года, и Деникин был разгромлен примерно тогда же). Титаническими усилиями Врангеля и его Русской армии удалось отсрочить финал и спасти порядка 140 тысяч беженцев, включая солдат и офицеров. Но это был лишь эпизод общей агонии, а оставшихся в России ждал кошмар наяву. Далеко не все жаждавшие спасения смогли уехать. Вспоминает жена кавторанга Всеволода Дона: «На берегу стояли тысячи людей, умоляющих их взять. Многие бросались на колени с протянутыми руками… Залпы красных были слышны все яснее… В городе стоял невообразимый хаос» [361]. Черчилль подтверждает: «Не хватало судов и для половины охваченных паникой масс. Дикий неприятель с ликованием вскоре покончил с их последними отчаявшимися защитниками» [362].

Гражданская классовая война в целом в России закончилась, однако долго еще продолжалась война этническая, русско-еврейская. Началась, попросту говоря, резня беззащитного населения, унесшая за первые десять послереволюционных лет примерно 2 млн жертв красного террора. И еще примерно столько же унесла вынужденная эмиграция. В результате вся русская биосоциальная элита, рощенная тысячу лет, была сметена, снесена, уничтожена [363]. Худшего геноцида не переживал ни один народ за всю историю антропосферы. Потеря этого тонкого слоя (согласно последней переписи царского времени, лица умственного труда составляли среди занятого населения всего 2.7 %), создавшего все чудеса русской техники и культуру Серебряного века, оказалась невосполнима и непоправима.

Уже цитировавшийся автор книги о еврейских погромах З. С. Островский так характеризовал в 1926 году эту эпоху:

«Торжество революции и победа Советской власти принесли спасение и братскую помощь измученному еврейскому населению Украины и Белоруссии, над которым в течение четырех лет висел дамоклов меч объединенной и сплоченной контрреволюции и реакции.

Советская армия многократно спасала еврейское население от поголовного истребления (Проскуров, Житомир, Елисаветград и др.). И потому мы видим, что из всех правительств и властей, сменившихся в период гражданской войны на обширной территории бывшей Российской империи, Советская власть была единственной властью, которую еврейское население встречало с искренней радостью, как избавительницу от страданий и смерти.

…Железная рука пролетарского правосудия беспощадно и сурово покарала всех действительных мародеров и погромщиков, прислужников российской и международной реакции».

Островский, изо всех сил кадя победившим большевикам, писал о белых, затеявших, по его мнению, опасную игру, которая «окончилась трагически для самих игроков: они захлебнулись в море пролитой ими крови и были затем выброшены на свалочный пункт истории, как хлам и падаль… Такая же судьба постигла вскоре и Деникина, и Врангеля, и всех тех, кто пытался повернуть обратно колесо истории».

Увы, с уходом за рубеж последних защитников старой доброй России и русского народа «беззаконная игра миллионами человеческих жизней», упомянутая Островским, только начиналась, и подлинным морям крови только еще предстояло пролиться.

Российские Север и Юг – важнейшие очаги сопротивления большевикам, в чем-то контрастные, но тем более удобные для сравнения, когда речь заходит о красном терроре как кульминации русско-еврейской войны, поскольку общие черты просто бросаются в глаза. На Юге легендарными палачами были Мендель Абелевич Дейч (в 1920 году заместитель председателя, а затем председатель Одесской ЧК); Бела Кун и Розалия Самойловна Землячка, ответственные за зачистку Крыма; в Киевской ЧК, судя по материалам «Особой Следственной Комиссии на Юге России», руководили почти исключительно евреи: Иосиф Сорин (Блувштейн), Яков Лившиц, Яков Шварцман, Рубинштейн, Фаерман и др., и даже бывшая актриса еврейского театра Эда Шварц, принимавшая личное участие в расстрелах. А на Севере свирепствовала не менее легендарная троица: маньяк Михаил Сергеевич Кедров [364], его заместитель чекист и брат чекиста Иван Петрович Павлуновский [365]и жена Кедрова – Ревекка Акибовна Майзель (Раиса Пластинина), лично расстрелявшая 87 офицеров, 33 местных жителя и потопившая баржу с пятьюстами беженцами и бывшими белыми офицерами и солдатами [366].

Впрочем, в Петрограде-Ленинграде, Москве, Сибири и всех других регионах Советской России, а потом СССР происходило примерно то же самое. Один обер-палач Генрих Григорьевич Ягода (Енох Гершенович Иегуда) чего стоил! Автор интересного и убедительного исследования повествует, что тот, руководя советской карательной системой, превратил ее в клановое еврейское предприятие, в главный орган юдократии: «Так, цепляясь друг за друга и тщательно сохраняя свою монополию, заполняли органы ЧК-ГПУ-НКВД и другие «руководящие высоты» все новые и новые соплеменники всесильного Г. Г. Ягоды… «Кадровая политика» Г. Г. Ягоды была направлена на укомплектование ОГПУ людьми типа Блюмкина, Флекснера, Мехлиса, Биргера и т. п., был бы еврей, а остальное приложится» [367]. Именно Ягодой, например, было проведено тотальное избиение бывших царских и белых офицеров в 1931 году, известное под кодовым названием «Операция Весна».

Все, происходившее в России в ходе Гражданской войны и красного террора, который длился еще долго по ее окончании, было метко названо «Русским Холокостом» в одноименной статье бывшего первого мэра Москвы, либерального профессора и демократа первой волны Гавриила Попова [368]. К этому определению, собственно, и добавить-то нечего. Разве что подчеркнуть, что таков был итоговый результат не только Гражданской, но и русско-еврейской этнической войны.