Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Итак, лично у Черчилля появился свой новый фронт борьбы. Он «делал все, чтобы не допустить неоправданного террора по отношению к евреям. 18 сентября 1919 года он предупредил командующего британскими силами в Южной России генерала Хольмана: «Очень важно, чтобы генерал Деникин не только сделал все, что в его силах, дабы предотвратить убийства евреев в освобожденных районах, но и издал специальные прокламации против антисемитизма». Черчилль добавил: «В Англии евреи очень влиятельны, и если бы все убедились, что Деникин защищает евреев во время продвижения вперед своих войск, то это значительно облегчило бы мою задачу»» (48–49). Возможно, он уже знал про отказ Деникина подписать декларацию о равноправии еврейского населения и о недопущении «эксцессов» по отношению к нему, с каковой просьбой к генералу обратились представители Ростовской, Екатеринославской, Таганрогской и Харьковской еврейских общин 8 августа 1919 года – и счел необходимым вмешаться.

Белые еще далеко не победили, а Черчилль уже хватает их за руки! Можно представить себе, как был он напуган (за евреев, разумеется) перспективой белой победы, перспективой пресловутых «эксцессов»! (То, что в случае красной победы эти эксцессы неизбежно начнутся в отношении русских, его нисколько не тревожило.)

В свете сказанного не удивляет, что именно летом 1919 года Черчилль принимает все необходимые меры для беспроблемной эвакуации британских оккупационных войск с Русского Севера. А вслед за тем «14 октября Черчилль объявил, что, хотя британские войска и выводятся из России, британская материальная и военная помощь русским антибольшевистским силам будет продолжена». При этом Черчилль указывал, что одним из результатов продолжающейся британской помощи должно было стать «уменьшение антисемитизма, который спровоцировали своими действиями комиссары-евреи и который так твердо старался сдерживать генерал Деникин».

Однако остановить русско-еврейскую этническую войну, протекавшую в рамках войны Гражданской, не в силах был никто. Черчиллю приходилось раздваиваться между желанием сокрушить большевизм и страхом в отношении неизбежных антисемитских эксцессов. Он все яснее понимал: крах Красного Кремля приведет к безудержному всероссийскому погрому. Об этом продолжали сигналить события на занятых белогвардейцами территориях, выразительно преувеличенные еврейскими организациями и СМИ. Как мы помним, именно осенью 1919 года погромы достигли самого впечатляющего размаха. Ненавидя большевистский режим, Черчилль был вынужден, однако, озаботиться его спасением. Ему не приходилось выбирать.

И вот уже «21 октября Черчилль составил проект инструкции-предупреждения для отправки генералу Хейкингу, старшему британскому представителю, прикомандированному к белым армиям на юге. В инструкции говорилось: «Должно быть сделано все… чтобы предотвратить массовые репрессии… Все, что будет напоминать еврейские погромы, нанесет колоссальный вред делу русских».

Инструкции Черчилля сопровождались угрозой введения эмбарго на поставку вооружений. «Все влияние британского представителя должно быть использовано для обеспечения безопасности ни в чем не повинных евреев и непредвзятого судебного разбирательства для всех виновных. Генерал Хейкинг уполномочен сделать для этого все, вплоть до прекращения дальнейших поставок вооружения в Россию. Используя этот важный рычаг, он сможет снизить уровень жестокости по отношению к евреям» (49).

Перед нами – обнаженный главный нерв всей интриги; Деникину, по сути, выставлен ультиматум: если не прекратится насилие в отношении евреев, то на поставку вооружений будет наложено эмбарго. И это, как показали события, не было пустой угрозой.

Деникину тоже приходилось раздваиваться, крутясь меж двух огней. С одной стороны, соратники нередко возмущались, что он – покровитель евреев и даже куплен ими, с другой, он был вынужден защищать евреев под давлением Черчилля и вообще союзников. Но, разумеется, погромы и убийства евреев белыми армиями продолжались, и никакими декретами и декларациями было невозможно остановить эти проявления народной воли.

Черчилль понимал всю справедливость возмущения русских и украинцев евреями. Он даже объяснял своему другу, единомышленнику и премьер-министру Ллойд Джорджу в ответ на его записку о продолжающихся убийствах евреев белыми русскими армиями: «Действия евреев, которых считают главными вдохновителями разрушения Российской империи и которые, безусловно, играли ведущую роль в большевистской революции, породили чувство ожесточения во всей России» (50).

Но одновременно он писал и Деникину: «Мне будет бесконечно труднее продолжать обеспечивать русскому национальному делу поддержку в британском парламенте, если из тех мест, что заняты Добровольческой армией, будут продолжать поступать жалобы от евреев. Я знаю об усилиях, уже предпринятых вами в этой связи, и о том, как трудно сдерживать антисемитские чувства. Но, являясь вашим искренним доброжелателем, я прошу вас удвоить эти усилия и дать мне возможность с аргументами в руках отстаивать честь Добровольческой армии» (49–50).

Все зная и понимая относительно русско-еврейских взаимоотношений, Черчилль все же продолжал гнуть свою линию. И дело тут было не столько в давлении на него еврейского лобби или коллег из английского истеблишмента, сколько в его личной позиции, это была его инициатива. Его любовь к евреям пересилила даже ненависть к большевикам.

Оставалось только дождаться благовидного предлога, чтобы принять окончательные решения по спасению большевистского режима. Черчилль кратко пишет в мемуарах:

«Как только выяснилась неудача Деникина, та крайне нерегулярная поддержка, которую оказывали ему великие державы, была совершенно прекращена. 3 февраля 1920 года мне пришлось известить генерала Холмана о необходимости откровенно сообщить Деникину о создавшемся положении: «Я не имею права более давать ему надежду, что британское правительство окажет ему какую-либо дальнейшую помощь сверх той, которая уже была обещана. Равным образом британское правительство не воспользуется своим влиянием для образования коалиции поляков, прибалтийских государств, Финляндии и т. д. и Деникина – против Советской России. Объясняется это тем, что у британского правительства нет такого количества людей и денег, которое было бы достаточно для того, чтобы довести подобное предприятие до успешного окончания, и что оно не хочет побуждать к тому других, не имея достаточных средств, чтобы поддержать их».

Так, по существу, закончилось Белое дело, агонию которого описал генерал Врангель в своих воспоминаниях, цитированных выше.