Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

То, чего недоговорил Черчилль о своей роли в роковых исторических событиях, во многом определивших лицо XX столетия, обязаны досказать историки. Сделаю и я такую попытку.

Прежде всего попытаемся заглянуть в голову к британскому военному министру, используя книгу Гилберта и его собственные сочинения. Ибо людьми такого масштаба всегда двигают вначале идеи, убеждения, а уж потом соображения целесообразности и практицизма.

Гилберт утверждает: «Стремясь сокрушить большевизм в России, Черчилль детально проанализировал состав и организацию большевистского правительства в Москве. Ему были известны имена и происхождение всех вождей большевиков. Черчилль ошибочно считал, что чуть ли не единственным членом Центрального Комитета нееврейского происхождения был лишь Ленин. Ни Черчилль, ни его коллеги не были в курсе, что дед Ленина по отцу был евреем [369]… Выступая 2 января 1920 года в Сандерленде с обзором международной ситуации, Черчилль назвал большевизм «еврейским движением». Черчилль не испытывал ничего, кроме презрения к тому, что он называл «грязным большевистским кривляньем»».

Но вот свидетельство поважнее: «Черчилль тщательно изучил систему большевистского террора против политических оппонентов, демократов и сторонников соблюдения конституции, и он знал о той существенной роли, которую отдельные евреи играли в установлении и поддержании большевистского режима» (55).

В своей статье о евреях, опубликованной 8 февраля 1920 года в «Иллюстрейтед санди геральд» [370], он писал откровенно, жестко и актуально: «Некоторым людям нравятся евреи, а некоторым – нет, но ни один думающий человек не сомневается, что это наиболее угрожающая раса из всех, когда-либо появлявшихся на земле… В особенности если мы посмотрим, с какой жесткостью евреи расправляются с Россией, сравнительно с тем, как мягко они обращаются с Англией. Среди ужасов современности нашей стране можно позавидовать».

Черчилль конкретизирует: «Эта банда невообразимых личностей, этот мутный осадок больших городов Европы и Америки, мертвой хваткой схватил за волосы русский народ и стал неограниченным правителем этой огромной империи. Никак нельзя преувеличить ту роль в создании большевизма и в большевистской революции, которую играли эти интернациональные и большей частью атеистические евреи, безусловно величайшую, которая перевешивает все остальные. За исключением Ленина, все их лидеры евреи. Более того, теоретическое вдохновение и практическое исполнение идет именно от еврейских лидеров. Поэтому Чичерин, чистый русский, был вытеснен Литвиновым. Влияние таких лиц, как Бухарин и Луначарский [371], не может быть сравнимо с влиянием Троцкого, диктатора Петрограда Зиновьева, или Красина, или Радека, евреев. В советских государственных учреждениях подавляющее преобладание евреев потрясает еще более. Руководство ЧК – в руках у евреев, а иногда даже у евреек».

Гилберт также не прошел мимо этой в высшей степени ответственной, можно сказать знаковой, статьи Черчилля. Но он акцентировал и другой ее смысл, выраженный в словах: «Не стоит и говорить, что самая страстная жажда мести евреям возникла в груди русского народа. При этом толпы разбойников, которыми была наводнена Россия, торопились насытить свою жажду крови и мести за счет неповинного еврейского населения, когда только представлялась такая возможность» (59).

Мы видим, таким образом, что Черчилль все знал и вполне трезво понимал, однако главный пафос, ради которого статья была написана, состоял в пропаганде сионизма как лучшего лекарства против коминтерна. «Сионизм против большевизма» – удобный тезис, позволивший Черчиллю оправдать и свой филосемитизм, и ту поддержку сионизма, в которую он был уже с головой погружен. Правда, он питал (или делал вид, что питает) надежды явно несбыточные, когда писал: «Начинающаяся борьба между евреями-сионистами и евреями-большевиками есть борьба за душу еврейского народа… Поэтому особенно важно, чтобы в каждой стране евреи… принимали значительное участие в борьбе с большевистским заговором». Таким путем они смогли бы «восстановить честь еврейского имени» и показать всему миру, что «большевизм не есть еврейское движение, что в действительности он страстно отвергается подавляющей частью самих евреев» (61). Черчилль не был наивным простачком. Тем более что за несколько недель до того, как написать эту статью, Черчилль получил и освоил новое британское издание «Протоколов сионских мудрецов» (62). Дело хуже: он хотел ошибиться к своей пользе. И преуспел весьма.

Но роль Черчилля в истории и триумфе сионизма мы рассмотрели в другой главе. Здесь же мне важно подчеркнуть, что Черчилль не имел даже возможности заблуждаться о роли и значении евреев в так называемой русской революции. Он владел картиной событий в максимально возможной по тем временам полноте. И если бы им руководила только ненависть к идеям коминтерна и к большевизму как историческому феномену, то нет сомнений, что он, со своей бульдожьей хваткой, напором и талантом оратора и публициста, стоя во главе военного министерства, смог бы, опираясь как на консерваторов в целом, так и на многих представителей других партий, преодолеть меркантильное миролюбие Ллойд Джорджа и довести до конца начатое: свергнуть власть большевиков в России. Как и собирался было в начале своей министерской карьеры.

Но…

«2 июня 1919 года он ознакомился с заявлением одного ведущего русского политика (уж не Милюкова ли? или Струве? с них бы сталось. – А. С. ), являвшегося идейным противником большевиков, в котором говорилось о том, что если Петроград будет захвачен белыми, то от победителей следует ожидать «больших эксцессов».

Эта идея, как видно, глубоко поразила Черчилля еще в самом начале лета решающего 1919 года. Настолько, что он тут же принял решение вмешаться самым экстренным и серьезным образом. Он «немедленно попросил начальника Генерального штаба подготовить проект телеграммы командующему британскими войсками на севере России. Черчилль заявил, что любые вооруженные силы, поддерживаемые Великобританией хотя бы косвенно, «должны действовать в соответствии с признанными законами и обычаями ведения войны и вести себя гуманно».

По сути дела, Черчилль письменно и жестко выставил условием «хотя бы косвенной поддержки» белых армий – полный отказ от погромной практики. Как читатель уже понял из предшествующего рассказа, это условие было заведомо невыполнимо. Однако: «Ввиду видной роли евреев в организации большевистской власти и террора, – говорилось в посланной телеграмме, – существует особая опасность еврейских погромов. Против этой опасности следует энергично бороться».