Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Как тут не вспомнить комический в своей парадоксальности момент: когда за неделю до отставки Чемберлена в британском парламенте обсуждался вопрос о его несоответствии и о возможном преемнике, то еврей по национальности, но патриот Британии «сэр Самуэль Хор, министр авиации и один из ведущих деятелей консервативной партии, распространил список «ошибок Уинстона» – список политических промахов, делавших Черчилля неподходящим кандидатом на пост преемника Чемберлена. В качестве одного из этих просчетов фигурировало следующее: «гвалт по земельному вопросу в Палестине, поднятый в интересах сионистов»» (216).

Умные, ответственные люди, цвет английского политического класса, все понимали, но ничего не могли поделать. Назначение Черчилля состоялось, и в дальнейшем Черчилль в качестве премьера полностью игнорировал позицию кабинета по данному вопросу. Даже Гилберт признается: «Последовательно поддерживая положения «Белой книги» 1922 года, которая предусматривала формирование еврейского численного большинства в Палестине, он не позволил ввести в действие положения «Белой книги» 1939 года несмотря на то, что они были одобрены подавляющим большинством голосов членов британского парламента. Это было, конечно, противозаконно» (259–260).

Но что Черчиллю какие-то законы? Этот человек был создан для того, чтобы прошибать любые стены. И достойного противника ему в Англии тех лет не нашлось…

Англичане, конечно, как могли, саботировали распоряжения и вообще политическую линию Черчилля в отношении евреев. Но он все одолевал своим напором, используя все средства, шантаж и давление. Примеры того и другого выразительны и заслуживают внимания.

Саботаж принимал иногда довольно острые формы. Так, корабли ВМФ Великобритании использовались для пресечения нелегальной транспортировки еврейских беженцев в Палестину. Это обыкновение было заведено еще до назначения Черчилля первым лордом адмиралтейства, ну а потом военные чиновники решили просто не информировать его об этом, и практика продолжалась. Узнав про это в начале 1940 года, «он был разгневан». И писал министру по делам колоний Макдональду: «Я был несколько удивлен, узнав, что телеграмма по поводу пресечения нелегальной транспортировки еврейских беженцев в Палестину была отправлена без того, чтобы ее показали мне. Отданные подобным образом приказы не должны исполняться» (212).

Упрямство Черчилля порой наталкивалось на таковое же его подчиненных.

«Вопрос о нелегальной иммиграции снова встал на повестке дня кабинета накануне Рождества [1940], когда министры вновь стали доказывать Черчиллю необходимость принятия строжайших мер против нелегальных иммигрантов, схваченных при попытке высадиться на землю Палестины. Но по результатам этого обсуждения Черчилль проинформировал правительства стран Содружества, что британское правительство «должно также принимать в расчет свои обязательства перед сионистами и руководствоваться общими соображениями гуманности по отношению к людям, бежавшим от жесточайших форм преследования».

Получив эти ясные указания Черчилля, сэр Джон Шакбер, бывший глава Ближневосточного департамента Министерства по делам колоний при Черчилле, ставший ныне постоянным заместителем министра по делам колоний, тем не менее решил проигнорировать их и специально предпринял определенные шаги, направленные на то, чтобы скрыть от премьер-министра практические мероприятия своего департамента, нацеленные на резкое снижение притока евреев-иммигрантов в Палестину. Он вообще временно отменил иммиграционную квоту на въезд евреев в Палестину, не сообщив об этом Черчиллю. 24 декабря Шакбер заявил своим сотрудникам: «Наша задача состоит в том, чтобы поддерживать свою деятельность насколько возможно в нормальном административном русле, вне сферы политики кабинета и так далее». В результате такого решения чиновников Черчиллю не сообщили, что с апреля по сентябрь 1941 года иммиграционная квота вообще была отменена и за этот период не было выдано ни одного въездного иммиграционного сертификата.

Коллеги Черчилля по кабинету были недовольны тем, что он неодинаково относился к евреям и арабам» (226–227).

Впечатляет, не так ли?! А вот еще, не менее впечатляющее:

«X. Вейцман написал письмо главному личному секретарю Черчилля Джону Мартину, в котором попросил выдвинуть в качестве главного предварительного условия проведения мирных переговоров с Венгрией требование о том, чтобы венгерскими властями были «предприняты все шаги с целью защитить евреев от уничтожения со стороны Германии». Но секретариат Черчилля решил не передавать премьер-министру этот призыв, и он никогда о нем так и не узнал» (272).

Каково же было противостояние Черчилля английскому патриотическому истеблишменту, если его же подчиненные, даже собственные его секретари, не сочувствовали его миссии и постоянно саботировали его указания, не соглашаясь с ними внутренне!

Черчилль вообще не раз попадал из-за чересчур прыткого и напористого Вейцмана [144] в неловкое положение. «Летом 1943 года после встречи и обсуждения с X. Вейцманом Черчилль стал разрабатывать план, по которому Великобритания предложила бы Ибн-Сауду, королю Саудовской Аравии, лидерство в создаваемой Арабской федерации и 20 миллионов фунтов стерлингов в год в обмен на его поддержку еврейского государства в Палестине. Но [министр иностранных дел] Энтони Иден пришел в ярость, когда из британского посольства в Вашингтоне к нему поступила информация о том, что Вейцман в беседе с советником Рузвельта по иностранным делам Самнером Уэллесом сослался на этот проект премьер-министра как на уже существующий факт. Негодующий Иден написал Черчиллю, что такой шаг противоречил бы официальной политике Великобритании… «Наша нынешняя политика в Палестине была одобрена парламентом. Мне хорошо известно ваше собственное отношение к этому вопросу, но никто никогда не обсуждал возможностей изменения этой политики и обращения в этой связи к Соединенным Штатам» (251).

Можно только удвиляться выдержке и дипломатическому такту Идена, ведь перед ним внезапно открылась наглость беспримерная! Два приятеля, Черчилль и Вейцман, уже все решили за Великобританию, притом поперек ее официальной позиции, и пытались теперь, исходя из этого, манипулировать Штатами!

Саботаж гражданских служащих, однако, сильно падает в цене на фоне того отношения к делу сионизма, которое было свойственно английским военным, о чем Черчилль, как мы помним, хорошо знал и не стеснялся говорить. Попытки Черчилля перетянуть военных на свою сторону успеха не имели, хотя он и агитировал их неустанно.

В конце 1930-х Черчилль пытался представить дело так, будто бы Англия, препятствуя свободному въезду евреев в Палестину, заодно препятствует тем самым Америке, находящейся под влиянием еврейского лобби, встать на сторону Англии в грядущей войне с немцами. В этой позиции было много лукавства, поскольку на деле влиятельные американские евреи вовсе не так уж переживали за евреев Палестины, а самый влиятельный из всех, Бернард Барух, державший в руках вопросы обороны США, вообще крайне холодно относился к сионизму. Со временем Черчилль даже признается Вейцману, что «он был шокирован степенью противодействия сионистской идее среди определенного числа евреев в Соединенных Штатах» (276). Тем не менее Черчилль продолжал давить на эту педаль, без зазрения совести спекулируя на самом святом. К примеру, свой меморандум, направленный в военный кабинет перед Рождеством 1939 года, где выражалось «крайнее удивление» интенсивным противодействием еврейской иммиграции со стороны кабинета и чиновников Форин офис, Черчилль закончил предельно пафосно: «В эти дни многих людей призывают жертвовать, и жертвовать не только своим мнением, дабы спасти страну, и я осмелюсь потребовать – потребовать ради наших моряков и солдат и ради всех наших надежд на победу, чтобы мы не создавали ни малейших препятствий, усложняющих нашу задачу» (212).