Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Это все очень важно! Вот кто на деле пожал плоды Февраля! Вот вам и нейтральность еврейская в Февральской революции! Нет, их активность была, как всегда, очень высока, только выразилась сообразно моменту в захвате власти мирным путем. Не случайно Февральская революция, разрешившая «еврейский вопрос», была одобрительно воспринята американским политическим истеблишментом: США даже стали первой страной, признавшей Временное правительство. О кровной заинтересованности американских евреев в достижении национального равноправия в России писалось выше.

По подсчетам Будницкого, «в политическую элиту России в 1917 – первой половине 1918 года входило немногим более трех тысяч человек. К политической элите нами отнесены депутаты Учредительного собрания, члены ВЦИК, участники Демократического совещания, члены Временного Совета Российской Республики (Предпарламента), Центральных комитетов общероссийских партий, т. е. наиболее значительных представительных органов 1917 – первой половины 1918 года. Хронологические рамки определяются Февральской революцией с одной стороны и установлением однопартийной диктатуры в Советской России в июле 1918 года – с другой. В политическую элиту входило свыше трехсот евреев, присутствовавших во всем спектре российских политических партий и течений – от крайне левых (анархисты, большевики) до оказавшихся на правом фланге кадетов» [206].

Отсюда следует: в Феврале евреев на политическом Олимпе почти не было (сидели по тюрьмам, ссылкам и в эмиграции или просто не высовывались, по Дубнову), но в самом скором времени они опомнились и рванули во власть, заняв там 10 %. Февраль, таким образом, дал им всем мощный старт.

Понятно, с каким настроением получившие вожделенное равноправие евреи повыходили в Феврале из политического подполья на божий свет. Перед ними открывалась вполне легальная перспектива по-своему перерешить вопрос о «хозяине в доме» в бесподобной России. За это стоило воевать как угодно и с кем угодно: и с внешними немцами (за весь «дом» как таковой), и с российскими немцами, а главное – с самими русскими (за положение «хозяина»).

В ком-то это пробудило новый патриотизм, «градус» которого «у евреев резко вырос» [207], коль скоро «Россия для русских» волшебным образом преобразилась в «Россию для всех». А в ком-то – надежду покончить с исторической Россией и переделать Россию в совсем другую страну, где для «великодержавного шовинизма» «русского держиморды» не будет места. И где еврейство, наконец-то, сведет свои исторические счеты за «вековое угнетение и дискриминацию» (как они считали).

О том, что психология еврея как общественного деятеля, особенно руководителя, имеет свою специфику, известно издавна всем. Некогда тесть Николая Бухарина Юрий Ларин (Ихил-Михл Залманович Лурье), чьи политэкономические теории легли в основу доктрины «военного коммунизма», наблюдательно писал, что в еврейских рабочих наблюдается «особое развитие некоторых черт психологического уклада, необходимых для роли вожаков», которые еще только развиваются в русских рабочих, – исключительная энергия, культурность, солидарность и систематичность [208].

Уж если такое заметно проявляется даже у рабочих, то что же говорить об еврейской интеллигенции! А между тем самою силою вещей в революцию так или иначе втягивалось все еврейское население Российской империи по причинам, о которых точно рассказал бундовец Р. А. Абрамович, выступая на Московском государственном совещании в августе 1917 года: «Только полное закрепление побед революции, только полная и решительная демократизация всей жизни страны может навсегда положить конец угнетению еврейского народа в России и обеспечить ему… национальное самоуправление… Вот почему еврейские рабочие и трудящиеся, не только как члены великой семьи трудящихся всего мира, не только как граждане свободной России, но и как евреи, кровно заинтересованы в дальнейшем укреплении революции в России» [209].

Я утверждаю: Февраль в значительной мере был делом рук русской интеллигенции. Еврейская в этом явного участия почти не принимала, оставаясь за кулисами событий. Но вскоре размежевание между этими двумя основными национальными фракциями прошло быстро, глубоко и решительно. А там и Октябрь подоспел. Бесы революции одержали верх: Октябрь нам являет обратную картину – решающее участие еврейской интеллигенции при незначительном содействии и всемерном противодействии интеллигенции русской.

Русско-еврейская война плавно перешла в Гражданскую войну.

По сути, Гражданская война началась 6 января 1918 года с исторического разгона большевиками Учредительного собрания, выборы в которое убедительно подтвердили победу еврейских революционеров вообще, но разочаровали конкретно большевиков.

К этому времени в руках евреев надежно удерживались газеты, банки, иные рычаги управления экономикой и общественным мнением. Русский электорат, в массе своей (86 %) состоявший из малограмотных и вовсе неграмотных крестьян, воспитанных в духе христианской национальной индифферентности, не замечал и не желал замечать, кто – люди какой национальности – возглавляет отряды «борцов за социальную справедливость», «борцов за лучшее будущее для трудового народа». Во время выборов в Учредительное собрание, состоявшихся сразу после Октябрьской революции 1917 года, подавляющее большинство избирателей (свыше 90 %) проголосовало за левые партии, причем 58 % и 25 % (соответственно) именно за эсеров и большевиков, чье руководство состояло в основном из евреев. Но большевики – наиболее оголтелая революционная партия – мечтали о всей полноте власти, рвались к ней. И осуществили свой второй (после Октября) переворот, положив начало Гражданской войне. Решающую роль здесь сыграли именно люди с еврейской кровью: Ленин, Свердлов, Троцкий, Дзержинский, Каменев и Зиновьев.

Это не осталось незамеченным современниками. Сразу после разгона «Учредилки», уже 7 января 1918 года все тот же Шимон Дубнов пророчески стенает: «Нам не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого (Дубнов, как и все тогда, ошибочно считал Ленина русским. – А. С. ). Смольный называют втихомолку «Центрожид». Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова».

Еврейские революционеры понимали данные обстоятельства лучше всех. Недаром в первую же (!) ночь после переворота, с 26 на 27 октября 1917 года, большевики добились одобрения Всероссийским съездом Советов «Постановления о борьбе с контрреволюцией», которым запрещались в том числе антиеврейские выступления. А чуть позднее декрет 25 июля 1918 года, принятый сразу после убийства царской семьи Советским правительством по личной инициативе Ленина, объявлял антисемитизм «гибелью для дела рабочей и крестьянской революции» и ставил его вне закона, обрекая нарушителей на немедленную смерть. «Не будет нас – не будет и Советской власти», – ясно понимал еврейский мозг партии. Но евреи делали все для углубления революции еще и потому, что понимали и обратную истину: не станет Советской власти – не станет и евреев, ибо защищать их будет некому, и тогда расплата неминуема.