Юрий Поляков - Созидательный реванш. Сборник интервью

Когда Юрий Михайлович с женой Наташей гостил в редакции «Субботы», мы приготовили им сюрприз. Дело было накануне Дня святого Валентина, и мы во время прогулки по Старой Риге завели их на крышу гостиницы Gutenbergs, где Поляковы неожиданно для себя попали в Средневековье. Там, под часами Домского собора, выяснилось, что буквально только что они отметили 37-ю годовщину семейной жизни. И Юрий еще раз признался в любви Прекрасной даме.

С Наташей он познакомился… в кинотеатре, куда вместе с другом отправился после вечеринки, потому что «там пиво продавалось». А фильм назывался «Мировой парень» с Николаем Олялиным в главной роли. Потом, как положено, встречи, проводы, стихи, театры, поездки в Мураново, музей-усадьбу Тютчева… У него даже стихи есть: «Ты помнишь, мы в Мураново брели…» Поженились через полтора года. А песня из фильма «Мировой парень» «Лишь только подснежник распустится в срок…» стала их семейной.

— Чем человек влюбленный отличается от обычных людей?

— Повышенной энергетикой. Это зависит от характера человека. Одни уходят в меланхолию, другие — наоборот, в жизненную активность. Кто-то, сильно влюбившись, может работу забросить, а кто-то, как Маяковский, начинает «рубить дрова, силой своей играючи»… Очень важно, как выстраиваются личные отношения. Бывает временная вспышка, которая проходит. А если выстраивание на жизнь идет, то крайне важно, чтобы женщина умела глубоко чувствовать. Знаете, есть и такие — проснулась утром и вдруг передумала. Это катастрофа. Для русских женщин характерна серьезность в отношениях. Несмотря ни на что.

— Что важно, чтобы отношения сохранить? Какие требуются усилия от мужчины и от женщины?

— От женщины — снисходительность, жертвенность…

— Жертвенность? Неужели мужчины это ценят?

— Да, именно жертвенность. Умение понять. Не все мужчины, конечно, это могут оценить… Но это очень важное качество настоящей женщины. А у мужчин должно быть чувство ответственности. За женщину. Это вообще сложная материя.

— Мир стал более циничен? Количество любви в мире по сравнению с прошлым, позапрошлым веками увеличилось или уменьшилось?

— Думаю, не уменьшилось. Но принимает разные формы. Мне кажется, количество любви — постоянная величина.

Сторонники примирения «красного» и «белого» периодов нашей истории выдвинули идею «созидательного реванша». Если либералы готовы пожертвовать Россией ради свободы, а патриоты — свободой ради России, то в этом случае якобы можно не жертвовать ни тем, ни другим. Как ни странно, признают сторонники этой идеи, успешный опыт объединения «красного» и «белого» начал пришелся на 30-40-е годы прошлого века, но уже и сама эта эпоха стала «линией водораздела» в современном обществе. Может ли реванш быть созидательным и можно ли восстать из пепла после поражения в «третьей мировой», в интервью корреспонденту Накануне.RU рассказал член Изборского клуба, главред «Литературной газеты» Юрий Поляков.

— Юрий Михайлович, в чем вы видите противостояние «красного» и «белого» начал на современном этапе? Не надуманна ли эта проблема?

— Мне кажется, что Изборский клуб в своем докладе нащупал эту болевую точку, потому что противостояние красных и белых действительно есть, хотя под этим подразумеваются процессы более широкие, чем противостояние когда-то Красной армии и белого движения. Имеется в виду противостояние двух представлений о путях развития России, о формах организации, о традициях, на которые надо опираться. Это очень актуально, потому что, судя по некоторым тектоническим толчкам, есть попытка опять разыграть эту карту, и общество, которое с таким трудом после тысяча девятьсот девяносто первого года срастается, вновь разорвать. Вдруг опять заговорили о выносе Ленина из мавзолея. Это абсолютно придуманная проблема, потому что, на мой взгляд, Ленин, лежащий в мавзолее, это как раз логическое завершение того, что он делал. Общество, жившее в крайнем позитивизме, которому была предложена материалистическая, атеистическая картина мира, в то же время стремительно модернизировавшееся, развившее науки, что оно сделало? Оно сделало позитивистские мощи своего вождя, своего пророка. Это символ того эксперимента, во многом удавшегося, который был. И пусть лежат мощи вождя — но нет, начинается раскол по этому поводу.

— Если это более широкое понимание проблемы, то о чем идет речь?

— Есть традиция, связанная с общинным началом в нашей истории, с экспериментом социалистическим, и очень для многих это та жизнь, которую они хотели бы вернуть. В то же время, есть люди, которые абсолютно не принимают этот период истории, у кого-то это связано с чисто семейными драмами, кто-то по своему складу понимает, что в социализме, где всюду контроль и учет, ему с его наклонностью криминальным путем зарабатывать большие деньги придется несладко. Но все эти противоречия меркнут перед призраком той катастрофы, которая может произойти, если общество снова расколется и исполнится мечта академика Сахарова — и остатки исторической России распадутся еще на пятьдесят частей. Тогда несладко придется всем — и сторонникам красной идеи, и белой. Поэтому надо искать какой-то компромисс.

— Но ведь, пожалуй, нельзя сказать, что белое движение хотело именно распада страны? Они тоже хотели империи, только по-другому ее видели. Может, сейчас имеется в виду все-таки несколько иная конфронтация?

— Конечно, речь идет о другом — на какой базе консолидировать общество. В ельцинский период была попытка консолидации общества на полном отрицании и даже демонизации советского опыта. Не получилось. Просто не получилось. Была попытка консолидировать общество, например, в тысяча девятьсот девяносто шестом году на базе идеализации советского периода, на обещаниях все вернуть, как было «при бабушке». Тоже не получилось. И поэтому здесь, видимо, придется брать лучшее из красной идеи и лучшее из белой идеи и объединять все для будущего России. При всем моем уважении к монархии и трагедии дома Романовых, они же не смогли удержать страну. И дальновидные политики во многом способствовали произошедшей катастрофе. Те же коммунисты, которым удалось совершить тот рывок, о котором говорил Сталин, им удалось это сделать, но они не смогли выскочить из стагнации семидесятых годов. Хотя шестидесятые годы сулили необыкновенный взлет, это были креативные годы. Ничего не предвещало этой стагнации. С чем это связано — другой вопрос. Учитывая узкие места каждой модели и изучая то, что получалось, надо предпринимать определенные шаги.