Газета Завтра - Газета Завтра 6 (1210 2017)

Почему-то принято считать, что гитлеризм — это тирания мясников и лавочников. Ничуть не так! Это взрыв мозга у «страдающих Вертеров». Нацистский художник УдоВендель в 1939 году написал примечательную картину - «Журнал, посвящённый искусству» (DieKunstzeitschrift). Изображена добропорядочная, возможно, дворянская семейка — пожилая чета и аккуратный, подтянутый сын. Разглядывают иллюстрации, думают, соображают. Наполняются. Чистая порода, благородные линии. Что могут сотворить пресловутый мясник и помянутый лавочник? Устроить погром, нажраться и спеть «Хорста Весселя» в компании дебелых потаскушек. А вот такие мальчики разрабатывали миф о нордической крови, твёрдой рукой вычерчивая планы концлагерей и автобанов, ведущих на восток. Надо ли поминать о том, что в Третьем Рейхе очень любили классическую музыку и серьёзную философию? Они считали себя сверхлюдьми, но по факту не дотягивали даже до звания хомо-сапиенсов. Не Моцарт и не Гегель делают человека человеком. Добросовестный — не обязательно совестливый. Начитанность может быть красивой ширмой для деградировавшей души — в ней ад и рай меняются местами. Хельмут верит, что он и ему подобные строили возвышенно-справедливое, хотя и не лишённое минусов общество. Он созидает зло целенаправленно, упоённо. Благими намерениями. Он и есть — Ад.

Его антиподом выступает Ольга Каменская — неидеальная, взбалмошная, где-то даже порочная. Но в момент истины она вырастает до святости. Андрей Кончаловский — человек Оттепели. Тогда было принято создавать сложные, двойственные образы: «Носил он брюки узкие / Читал Хемингуэя / – Вкусы, брат, не русские, — / Внушал отец, мрачнея». И финал: «Товарища спасая, «нигилист» погиб». Ольга Каменская походя спасает чужих детей. Потом — уже в лагере — идёт в газовую камеру вместо несимпатичной и, прямо скажем, продажной, омерзительной Розы. Почему? Ольга и сама не ведает. Просто так вышло. Спонтанно и как бы мимоходом. Есть и третий собеседник Бога — коллаборационист Жюль. У него, в отличие от Хельмута, нет никаких идей. Он просто живёт, ест, размножается, ходит на службу. Пришли немцы? Се ля ви — надо кланяться немцам, извлекать выгоду из мерзкой ситуации. Снова благое намерение — обеспечить своему семейству достойное существование, а потому — прогибайся и подличай. Скучное, жующее бытие прерывает пуля... Три человека — три линии. Ад, Рай — и мещанское ничто.

Фильм Кончаловского– очень талантливое произведение, однако ему не хватило какой-то ключевой детали. Нюанса. Или же, напротив, авторы...перестарались. Ощущается вторичность — очень уж растиражированная тема. Быть может, мы приучены всё сравнивать со «Списком Шиндлера»? Выше Стивена Спилберга уже невозможно прыгнуть? Некоторые критики полагают, что многое было взято из романа «Благоволительницы» Джонатана Литтелла. (Справедливости ради, Хельмут — куда более интересный персонаж, чем литтелловский Макс Ауэ). Имеются и откровенные ляпы — так, Генрих Гиммлер в неожиданном исполнении Виктора Сухорукова почему-то курит сигару, тогда как в реальной жизни рейхсфюрер СС вообще не курил и вёл здоровый образ жизни.

Кинолента «Рай» - это крепкое европейское кино, рассчитанное на образованного западного зрителя. На тех, кто знает Чехова и Достоевского. Кто помнит о французском Сопротивлении, об участии русских эмигрантов в борьбе против нацизма. Разумеется, можно вопросить: а почему бы Кончаловскому не снять фильм о Великой Отечественной? Неужели у нас нет подходящего материала, связанного с войной и оккупацией? Но, как пел Окуджава по такому случаю, «как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить...» Не задумываясь о благих намерениях.

Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

9 февраля 2017 0

Этот ролик снискал массу просмотров в интернете.

Погожий зимний день, деревенская дорога, едет машина. Закадровый текст: «Что происходит у нас в Серове? У нас в Серове ничего не происходит».

Это повторяется на все лады на фоне столь же однообразных, плоховато снятых трясущейся камерой пейзажей.

Чушь какая-то? Чушь, разумеется. Но ведь успех!А успех, что бы там ни бубнили завистники, на пустом месте не возникает. Значит, какие-то струны зрительской души эта чушь затрагивает. Какие именно?

Мне кажется вот что.

Сегодня мир замер в ожидании. Даже не так: он оцепенел в ужасе, в котором боится признаться сам себе. В ужасе переднеизбежным и неизвестным. Он не может пошевелиться, сдвинуться, он как-то ослаб. Вы заметили, что уже давно не предпринимается ничего подлинно большого, значительного, такого, за что несколько десятилетий назад люди брались и доводили дело до результата? А сегодня – никак. Поглядите на все наши реформы: канителятся, канителятся – и всё никак.Только латание явных дыр. А на большое, перспективное – нет ни сил, ни идей. Это ведь только диванному воинству всё всегда ясно: убрать тех, назначить этих – и «всё будет чрезвычайно хорошо», как говорил герой Ильфа и Петрова.

В других странах иначе? Да нет, точно так же.Мир словно обнулился, превратился в ничего.

Крайняя слабость, бессилие. Вплоть до желания умереть – по причине неясности, «куда жить».

Такоебыло – чуть более века назад. Наше время изумительно похоже на канун Первой мировой войны – во многих отношениях. Даже сегодняшними попытками копировать господствовавший тогда архитектурный стиль модерн.

И тогда была тоже эпидемия самоубийств – как сегодня.

Вот отрывок из статьи Корнея Чуковского. Речь о1910-м годе. Тогда распространилась форменная эпидемия немотивированных самоубийств.Чуковский пишет:

"Новый рассказ Максима Горького:"Макар решил застрелиться".Новый рассказ Ивана Бунина:"Захлестнул ремень на отдушнике и кричал от страха, повесился...". Новый рассказ Валерия Брюсова:"Она отравилась...". Новая книга З.Н. Гиппиус:"Прошлой весной застрелился знакомый, студент..."; "Муж и жена отравились..."; "Смирнова выпила стакан уксусной эссенции...".

Это не газетная хроника, а начало статьи Чуковского "Самоубийцы": "В наших современных книгах свирепствует теперь, как и в жизни, эпидемия самоубийств. Удавленники и утопленники – современнейшие нынче герои. И вот новая, небывалая черта: эти люди давятся и травятся, а почему – неизвестно". Прямо как сегодня, когда подростки из благополучных семей бросаются из окон.

Знаменательно, что накануне Первой мировой войны в Петербурге статистика самоубийств была почти сегодняшняя российская: 30 случаев на 100 тыс. населения (сегодня 35). С началом войны количество самоубийств тотчас упало втрое: люди обрели хоть какой-то смысл; потому, наверное, вступление России в войну так бурно приветствовали. Век назад «обнуление» кончилось жесточайшей схваткой народов, гибелью империй, рождением первой попытки реального социализма, отмеченного всеми «родимыми пятнами» войны, из которой он вышел.