Джаред Тейлор - Лицом к лицу с расой

Сердце моё колотилось, я забежал в вагон и побежал по нему, пытаясь достичь своего места. Меня уже не интересовали пассажиры, оставшиеся в вагонах; я просто бежал. Оставалось пробежать ещё два вагона, каждый отделённый парой тяжёлых, стальных медленно открывающихся дверей. Я открывал их со всей силы. Мне казалось, что толпа гонится за мной по поезду. Наконец, я достиг своего места и, без объявлений и обзора платформы, запихал ключ и нажал на кнопки, закрывающие двери. Загорелись лампочки индикатора, что означало, что половина дверей не закрылась. Их держали люди. Когда это происходит, вагоновожатый обычно открывает их снова, чтобы впустить или выпустить пассажиров, но я не стал этого делать. После нескольких напряжённых минут борьбы с механизмом запора дверей, толпа отпустила двери, и они, наконец, закрылись.

Около получаса я просидел запертый в своей кабинке, пока не прибыла полиция. «Кого вы видели в масках?» — спросил чёрный следователь в штатском. Я не хотел отвечать, опасаясь, что упоминание о чёрных могло создать проблемы. Но, наверное, для него такое отношение со стороны белых было не новым, потому что он спокойно и понимающе сказал, «Это были чёрные, верно?». Он сам себе утвердительно кивнул головой, и что-то записал на листке бумаги.

Сопровождаемые полицейским автомобилем, мы медленно въезжали в ремонтное депо, а я размышлял над этим происшествием. Мне подумалось о том, что либералы без устали твердят о том, что 99 процентов чёрных, живущих в этих районах, «трудолюбивы и законопослушны», и лишь ничтожный один процент всё портит.

Возможно, я сужу предвзято, но среди сотен людей на той платформе, готовых линчевать меня, я не заметил ни одного трудолюбивого и законопослушного.

Тем же летом в районе аэропорта Кеннеди случилось ещё одно происшествие. Я услышал звук, похожий на взрыв. Я вышел посмотреть, но не обнаружил ничего, что могло бы его вызвать, хотя звук, как мне показалось, прозвучал где-то поблизости. Затем, когда мы въезжали на следующую станцию, мне передали по рации, что лобовое стекло кабины негритянки-машиниста моего состава разбито камнем размером с голову ребёнка, брошенным откуда-то с территории аэропорта. Тогда я понял, что то, что я услышал, было звуком, произведённым ещё одним камнем, разбившегося между двух вагонов. Он просто не попал в мою кабинку. Любым из этих камней можно было бы легко убить человека. Негритянкемашинисту повезло остаться в живых.

Невероятно, но я проработал в метрополитене ещё два года, и только летом 1995 г. я ушёл с этой адской службы. Теперь я проживаю на частной охраняемой территории на Манхэттене. В метро я езжу только в случае крайней необходимости.

Дэниэл Аттила — студент-третьекурсник в Колумбийском университете. Эта статья впервые была опубликована в январском выпуске «Американского возрождения» за 1997 г.

В конце 1960-х, я вернулся из Вьетнама и пошёл обратно по своей специальности монтажника металлоконструкций в высотных зданиях. Я был членом профсоюза монтажников. Мы занимались монтажом стальных конструкций для многоэтажных зданий. Я участвовал в строительстве многих небоскрёбов на Манхэттене, изменивших силуэт города.

Родился я ещё до беби-бума, в 1943 году. Моя трудовая деятельность началась задолго до введения позитивной дискриминации. Меня учили люди, работавшие ещё в тридцатых годах. От них я впитал самые высокие стандарты в работе. Меня научили тому, что не может быть никакого оправдания низкопробной работе. Но, мне довелось, к сожалению, вживую наблюдать как всё с тех пор изменялось. Себя я считаю патриотом Америки и, будучи белым человеком, мне хочется рассказать, что сделали пониженные стандарты с моей профессией.

Когда я вернулся из Вьетнама, на первом собрании моего профсоюза обсуждался главный вопрос — пускать ли негров в профсоюз. Все ветераны, включая руководство профсоюза, выступали против того, чтобы чёрные состояли в профсоюзе. А вся молодёжь вовсе не возражала. Как ветеран войны во Вьетнаме, я думал, что для негра, со многими из которых я служил, погибнуть было так же несправедливо, как и для любого другого человека. Дискуссии по этому вопросу были горячие, но профсоюз стоял на своём и к специальности чёрных не подпускал. Однако, в начале 1970-х точку в дискуссиях поставило судебное постановление. Судьи решили, что негров можно допустить к ученическим экзаменам по всем монтажным специальностям.

Тогда в профсоюзе монтажников допускалось членство по трудовой династии, то есть, если отец или другой близкий родственник состоят в профсоюзе, то сыну или племяннику тоже можно попробовать себя в работе. При этом, членство в местном профсоюзе не гарантировалось. Всё равно нужно было пройти ученические экзамены и соответствовать требованиям на работе. Но, это не значило, что, если у кого-то нет родственников в этой профессии, то у него нет возможности в неё попасть. Достаточно было пройти экзамен и, при успешном его прохождении, можно было вступить в профсоюз.

В те времена ученические экзамены были сложными. Они состояли из трёх частей, — физические, интеллектуальные и психологические, — и провал на любом этапе означал непригодность. Экзамен устраивался раз в три года, и, если человек не сдавал в один год, нужно было ждать следующего экзамена. Было также возрастное ограничение, — 29 лет. Если возраст не подходил, то можно было попробовать себя в другой специальности.

Хотя в профсоюзе чёрных не было, он не был исключительно для белых. Примерно на 60 процентов он состоял из белых, остальные его члены были индейцы.

Индейцы тоже сдавали те же самые экзамены на пригодность к работе, что и остальные.

Когда негры в первый раз пришли сдавать экзамен, они все завалились — буквально все. Можно представить себе, как смеялись ветераны профсоюза. Однако очередное постановление суда заставило их умерить смех. Судья постановил, что, хотя экзамен проводился под наблюдением государственных чиновников, и результаты были неудовлетворительными, тем не менее, чёрным должна была быть предоставлена другая возможность вступления в профсоюз. Для каждой специальности были предусмотрены подобные планы. План по нашей специальности назывался «стажёрской программой». По ней проходили только чёрные, и без возрастных ограничений. Чёрные могли сдавать ученический экзамен, как правило, провалить его, но по «стажёрской программе» они проходили.

У профсоюза имелась причина для того, чтобы проводить ученический экзамен: его устраивали для отсеивания людей, не способных выполнять работу. Но экзамен тоже был не самым лучшим критерием, — были те, кто его сдавал, но такая работа была далеко не д л я каждого. Представьте себе, что это за работа, — возводить металлоконструкцию! По мере роста конструкции, когда очередной швеллер устанавливается на монтажную колонну, в воздухе встречаются два стальных конца. На высоте незакреплённые стенами рамы колеблются на сильном ветре. Чтобы зафиксировать швеллер на монтажной колонне, монтажник должен находиться на верху колонны, высота которой может превышать 30 этажей. Работу понять не сложно, но проще она от этого не становится. Работа грязная, тяжёлая и опасная, и для её выполнения требуется очень мотивированный работник. В этой работе нет двусмысленностей. Ежедневная реальность этой работы поражает делающего её человека как обухом по голове. Он либо может делать её, либо нет. Многих с этой специальности никто не гонит, они сами с неё с готовностью уходят, даже члены трудовых династий. В монтажных бригадах есть менее сложные работы, но те, кто способны на такую работу, остаются в ней надолго.