Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Наличие столь мощной в экономическом плане и безусловно лояльной диаспоры обеспечивает исключительность положения Китая в Юго-Восточной Азии. Даже относительно легкий доступ к колоссальным инвестиционным ресурсам, не обусловленный какими бы то ни было условиями, при всей уникальности этого для современного мира, играет на этом фоне второстепенную роль.

Всякое ухудшение мировой экономической конъюнктуры или положения стран Юго-Восточной Азии заталкивает китайский бизнес региона в материковый Китай, служащий ему естественной «инвестиционной гаванью», [136]что буквально накачивает Китай с его емким внутренним рынком инвестициями за счет других стран Юго-Восточной Азии. Их ослабление в ходе этого в сочетании с ростом управляемости китайских капиталов в них (так как непокорные инвесторы могут ведь и не быть допущены в Китай) закрепляет уже не только хозяйственное, но и политическое доминирование в регионе континентального Китая.

Недаром соотношение масштабов экономики китайской диаспоры в Юго-Восточной Азии и континентального Китая устойчиво меняется в пользу последнего: если в 1990 году, по оценкам, экономика диаспоры была больше почти на четверть, то к 1996 году их масштабы сравнялись, а к рубежу третьего тысячелетия Китай уже уверенно обогнал свою диаспору, [137]после чего разрыв начал необратимо увеличиваться.

Наличие у китайского бизнеса объекта для инвестиций с гарантированно благоприятным климатом дает ему конкурентные преимущества, в полной мере проявившиеся при ухудшении конъюнктуры во второй половине 90-х годов. Если в 70-е и 80-е годы преобладающая часть инвестиций в Юго-Восточную Азию шла в Японию и Южную Корею, то в 2000 году из 8 тысяч корпораций, открывших в ней свои представительства, 35 % пришли в Гонконг, 30 % — в Сингапур и лишь 9 % в Японию. [138]Во многом эти инвестиции носили этнический характер: китайский бизнес из одних стран Большого Китая вкладывал средства в его другие страны.

В дальнейшем Китай стал главным центром притяжения инвестиций и создания производств, в том числе высокотехнологичных, причем не только региона, но и всего мира.

Характерен отказ Стива Джобса на личное предложение президента Обамы оказать государственную поддержку переносу производств корпорации из Китая в США. Создатель Apple убедительно разъяснил президенту США невозможность этого маневра, так как США больше не обладали должным количеством рабочих и инженеров должной квалификации и ни при каких объемах финансирования не могли подготовить их в разумные сроки.

Тем не менее, начиная с обострения глобального кризиса осенью 2008 — весной 2009 года, наметилась тенденция как возврата части производств из Китая в развитые страны (из-за роста важности транспортных издержек, трудностей дистанционного контроля за качеством и увеличения значимости культурных различий при усложнении производимых изделий), так и переноса их в другие страны Юго-Восточной Азии, прежде всего Вьетнам (из-за удорожания квалифицированной части китайской рабочей силы).

Тем не менее, данные тенденции не имеют шанс стать доминирующими в обозримом будущем: Китай сохраняет исключительную (хоть и постепенно снижающуюся) привлекательность для инвесторов, в том числе и глобальных, и является основным центром приложения их активности в мире.

Несмотря на безусловно экспортную ориентацию экономики Китая, его преимуществом является отсутствие критической зависимости от экспорта, достигаемое огромной емкостью последовательно расширяемого внутреннего рынка. Нелишне вспомнить, что обеспечение гражданам Китая ежедневного одноразового питания в 50-е годы было реальной выдающейся победой в деле повышения уровня жизни!

Традиционно высокая норма сбережений, поражающая воображение, является надежной основой национальных инвестиционных ресурсов. Так, в 80-е годы норма внутренних сбережений составляла 32–37 % ВВП, в 90-е повысилась с 39 до 44 % и, снизившись из-за кризиса 1997–1999 годов до 36 % в 2000 году, выросла до 53 % в 2008 году. После прокола спекулятивного пузыря в США она сократилась до 50 % ВВП в 2013 и 2014 годах.

Почти все сбережения направляются на инвестиции; лишь в отдельные моменты (вроде бума спекуляций перед обострением глобального кризиса в 2008–2009 годах) разрыв между сбережениями и инвестициями составлял 11 процентных пунктов. В целом норма инвестиций составляла 32–38 % ВВП в 80-е, 36–44 % в 90-е, 35–48 % в 2000-е и 48–49 % ВВП в 2011–2014 годах.

Возможность осуществления колоссальных инвестиций за счет национальных ресурсов делает зависимость от импорта капитала в принципе незначительной (основное значение иностранных инвестиций заключается в технологиях производства, управления и работы на внешних рынках).

Как ни парадоксально, на руку Китаю долгое время играла относительная примитивность его экспорта. Производители развитых стран сосредотачивают усилия на высокотехнологичных товарах с высокой добавленной стоимостью, уходя с рынков технологически простых товаров и способствуя снижению как конкуренции на этих рынках, так и защитных мер против их импорта. В результате рынки части примитивных товаров относительно доступны, и Китай прорывался на них за счет дешевизны рабочей силы и организованности внешней экспансии.

Дешевизна рабочей силы (даже на фоне стран Юго-Восточной Азии) — долговременный фактор конкурентоспособности из-за исключительного количества легко высвобождаемого сельского населения. Только полностью или частично безработные, то есть «резерв рабочей силы первой очереди», превышают 140 млн. чел. (по ряду оценок — 260 млн.). Благодаря дешевой рабочей силе производительность труда в Китае в середине 90-х почти вдвое превышала уровень Малайзии и Тайваня и более чем в 3,5 раза — Южной Кореи. [139]

Важный фактор успешности китайского экспорта — то, что добавленная при производстве примитивных товаров стоимость, какой бы небольшой она ни была, остается в стране (или у китайских экспортеров, создающих основную часть добавленной стоимости при перепродаже примитивных товаров). При производстве же транснациональными корпорациями технологически сложных товаров в странах Юго-Восточной Азии подавляющая доля добавленной стоимости вывозится из стран-«производителей» в виде платы за комплектующие, технологии и особенно интеллектуальную собственность, монопольное завышение цены которой служит ТНК инструментом присвоения стоимости, добавленной их контрагентами.

Это своего рода «парадокс низких технологий»:в эпоху контроля за высокими технологиями и присвоения монопольной интеллектуальной ренты производство примитивных товаров может оказыватьсяне менее, а в долгосрочном плане — и более выгодным, чем производство сложных товаров, не дополненное контролем за технологиями.Именно поэтому такой контроль является одной из стратегических целей Китая, достижения которой он добивается со всем присущим ему упорством. «Парадокс низких технологий» долгое время (пока китайский экспорт оставался примитивным) делало его устойчивее экспорта других, в то время более развитых стран региона. Но и в последующем, когда Китай перешел к экспорту значительных объемов продукции высоких технологий, он сохранил устойчивое положительное сальдо внешней торговли с большинством значимых для себя стран. [140]