Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Категорическое неприятие Китаем дипломатического признания Тайваня другими странами вызвано не только историко-политическими причинами, но и тем, что отсутствие такого признания затрудняло тайваньские инвестиции в третьих странах, повышая сравнительную привлекательность инвестиций по сохранившимся родственным и дружеским каналам в Китай (сама тайваньская экономика давно уже переинвестирована). С конца 80-х годов эти инвестиции составляли десятки миллиардов долларов, осуществлялись во многом на основе «серых схем» и шли преимущественно через третьи страны.

В 2001 году власти Тайваня, столкнувшись с ухудшением экономической конъюнктуры, сняли последние ограничения на инвестиции в Китай, упразднив лимит в 50 млн. долл. и ограничения на движение капитала между тайваньскими банками и их филиалами в Китае. Только за 2000–2001 годы и только официально разрешенные частные тайваньские инвестиции в Китай выросли почти вдвое, до 76 млрд. долл.

И сегодня огромную часть иностранных инвестиций в Китай осуществляет китайская диаспора, в том числе бизнесмены Тайваня и Сингапура, а также Гонконга и Аомыня (Макао), сохранивших хозяйственную обособленность и после воссоединения с КНР. Развитие высокотехнологичных и особенно информационных производств в этих экономиках сопровождается переносом индустриальных производств, не требующих высококвалифицированной рабочей силы, «на материк», где она дешева и ее ресурсы не ограничены. По мере формирования в Китае квалифицированной рабочей силы с 2000-х годов осуществляется перенос и высокотехнологичных производств; стандартной становится ситуация, когда при создании производств в Китае их управляющие и финансовые центры выносятся в прочие китайские государства для минимизации издержек и рисков, в том числе и политических.

Вместе с тем существенно, что со второй половины 90-х годов «роль инвесторов некитайского происхождения в финансировании китайской экономики последовательно снижается», [129]причем не только в силу объективных причин, но и в результате целенаправленных усилий китайского государства.

Разумеется, имеет место и обратная связь: китайские бизнесмены вне Китая, сознавая себя китайцами, при эффективном сотрудничестве с ними континентальных властей являются мощным инструментом воздействия на весь мир.

Наибольшим влиянием китайцы обладают, конечно, в Юго-Восточной Азии, хотя численность их в этом регионе относительно невелика. Кроме исторически китайских (Тайваня и Сингапура, [130]а также Гонконга и Аомыня) территорий, в странах Юго-Восточной Азии проживает более 30 млн. китайцев — от нескольких процентов до трети их населения. [131]Однако эта группа занимает «командные высоты» в ряде крупных экономик, контролируя не менее половины национального богатства Филиппин, до 70 % — Малайзии [132]и Индонезии, до 80 % — Таиланда. Страны региона формально независимы, но их ключевые экономические структуры либо зависят от Китая, либо и вовсе регулируются им.

Чтобы понять, насколько значим этот контроль для Китая, достаточно даже беглого рассмотрения динамики экономики Большого Китая (с учетом перечисленных примеров, а также Сингапура, Тайваня, Гонконга [133]).

В 1980 году, на заре реформ, когда капиталы хуацяо неуверенно, с большой опаской и частично (несмотря на все официальные заверения) нелегально начинали проникать в континентальный Китай, масштабы экономики Большого Китая превышали масштабы континентальной экономики в 1,7 раза (508,4 против 303,4 млрд. долл.).

Большой Китай отставал от США (их ВВП в 1980 году составлял 2.862,5 млрд. долл.) в 5,6 раза, от Японии (1.087,0 млрд. долл.) — в 2,1 раза и составлял 4,6 % мировой экономики.

По итогам первого этапа реформ, в 1992 году, когда Дэн Сяопин предпринял поездку по южным провинциям и провозгласил завершение «заморозки» после событий 1989 года на Тяньаньмэнь и новый этап рыночных преобразований, Большой Китай опережал континентальный уже в 2,3 раза (1.120,8 против 488,2 млрд. долл.).

На этом этапе развитие сугубо рыночных китайских структур обеспечило значительно более быстрое развитие экономик его соседей, не отягощенных значительными внутренними диспропорциями, свойственными тогдашнему Китаю. Понятно, что опережающее развитие соседей Китая шло в то время во многом и за его счет.

В 1992 году отставание Большого Китая от США осталось практически тем же, что и на заре реформ, и даже несколько усилилось — до 5,8 раз, отставание от стремительно развивавшейся в 80-е годы Японии резко выросло — до 3,4 раз. Доля в мировой экономике еле заметно снизилась и осталась на уровне 4,6 %.

Через 10 лет, когда был провозглашен новый этап развития Китая, стало ясно: процесс «сосредоточения» и внутренней реструктуризации и упорядочивания, занявший 80-е годы, в целом закончен и принес свои плоды: в следующее десятилетие, подстроившись в необходимых пределах под рыночные отношения, Китай начал уверенно реализовывать свои преимущества.

Это проявилось и в резком сокращении масштаба отрыва экономики Большого Китая от континентального (он стал ниже уровня 1980 года, составив 1,6 раза, и в дальнейшем только снижался), и в сокращении отставания Большого Китая от США и Японии (до соответственно 4,6 и 1,7 раза), и в увеличении его доли в мировой экономике до 7,0 %.

В 2002 году Большой Китай занимал в мире не 6-е, как континентальный Китай, а третье место, уступая лишь США (10.980,2 млрд. долл.) и Японии (3.980,8 млрд. долл.)!

В 2008 году за счет опережающего развития континентального Китая ВВП Большого Китая превысил его лишь в 1,4 раза (6.153,8 и 4.520,0 млрд. долл. соответственно) и составил 9,9 % мировой экономики. При этом, если континентальный Китай оставался по масштабам своей экономики на третьем месте в мире, то Большой Китай уже вырвался на второе после США (14.720,3 млрд. долл.), уверенно обогнав Японию [134](4.849,2 млрд. долл.). Отставание от США сократилось до 2,4 раз, опережение Японии превысило четверть.

В 2014 году отрыв Большого Китая от континентального составил уже менее четверти (1,24 раза); масштабы его экономики превосходили масштабы экономики Японии (ВВП которой в долларовом выражении даже чуть сократился по сравнению с 2008 годом) в 2,6 раза и уступали масштабам экономики США лишь в 1,4 раза. Удельный вес Большого Китая в мировой экономике вырос до 16,2 %.

Конечно, это сопоставление приблизительно, а материковый Китай имеет на остальные части китайского мира хотя и преобладающее, но все же опосредованное экономическое и политическое влияние, но ведь и влияние национальных правительств на национальные корпорации тоже далеко не абсолютно и тоже опосредуется собственными интересами последних.

Возможные преувеличения при проведенном сопоставлении, скорее всего, с лихвой покрываются исключением из него «китайских экономик» других стран региона и Австралии, не говоря уже о развитых странах и государствах бывшего Советского Союза, включая Россию, Казахстан и Туркмению, интересы Китая в которой стали преобладающими. Осознание это даст нам наиболее приближенное к реальности понимание масштабов китайской экономики . [135]