Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Пример 22

Российскому научному сообществу оказалось некем воспринять сланцевую революцию

Именно в информационной революции, как ни прискорбно для нашего общества, заключается причина позорной недооценки сланцевых технологий современными российскими специалистами: люди, способные разбираться в прикладном компьютерном моделировании, в основном покинули Россию, и соответствующих специалистов в российских вузах, как правило, просто не готовят — некому.

Да, технологии компьютерного моделирования, позволившие практически гарантированно добывать газ и нефть из сланца (как, впрочем, и технологии моделирования общественно-политических процессов, и некоторые другие), выросли из «математики неопределенности», созданной советскими учеными.

Эта школа сохранилась в России, — но все ее силы уходят, насколько можно судить, лишь на самоподдержание; прикладное применение ее открытий блокируется как олигархическими монополиями, не заинтересованными в технологическом прогрессе, так и либеральной реформой образования, открыто поставившей задачу заменить творцов и специалистов «квалифицированным потребителем», способным взять потребительский кредит, но ни в коем случае не способным задуматься ни о нужности приобретаемой на него вещи, ни о его реальной стоимости, ни о том, как он будет его возвращать.

Российские геологи и геофизики в массе своей просто не поняли «сланцевой революции», так как либо сами принадлежали к еще докомпьютерному поколению, либо были обучены представителями этого поколения и в итоге просто не представляли себе возможностей современных компьютерных технологий.

С другой стороны, российские экономисты концентрировались преимущественно на микроуровне. Рассматривая эффективность «сланцевых технологий» на уровне отдельных фирм, они справедливо фиксировали как короткий срок их применения, так и балансирование наиболее известных (хотя и далеко не всех) компаний, работающих в этой сфере, на грани убыточности, а то и банкротства.

Доминирование либеральных догм и подходов не позволило отечественным экономистам подняться с микро — на макроуровень и увидеть за низкой коммерческой эффективностью отдельных производств государственную стратегию повышения национальной конкурентоспособности за счет удешевления энергии.

В настоящее время уже не вызывает сомнений, что масштабы и реальное влияние «сланцевой революции» в США были существенно переоценены в середине 2013 года под влиянием падения американских цен на газ и политических факторов точно так же, как они были недооценены несколькими годами ранее — после первых сообщений об успешной коммерционализации соответствующих технологий.

Действительно, оптимисты и энтузиасты не учли, что освоение новых месторождений начинается, как правило, на самых лучших участках, что ведет к падению качественных показателей по мере расширения масштабов добычи и не позволяет экстраполировать результаты начальной стадии освоения на сколь бы то ни было продолжительный промежуток времени (попытки такой экстраполяции ведут, как показывает опыт, к серьезным финансовым ошибкам, вплоть до банкротства).

Хотя, по ряду сообщений, доля «сланцевого газа» в общем объеме газодобычи США и выросла с 5 % в 2005 до более чем 20 % в 2013 году, [175]предположения ряда экспертов о том, что к 2035 году его доля достигнет магических 49 %, [176]пока представляются в лучшем случае неправдоподобно смелой и необоснованно рискованной саморекламой.

Тем не менее, даже «остаточные» результаты «сланцевой революции», не вызывающие сомнений в среде самых отъявленных скептиков, представляются существенными не только для всего мирового рынка энергоносителей, но и для глобального развития в целом.

Ведь все технологические проблемы добычи сланцевого газа, широко популяризуемые в последнее время, являются таковыми лишь с точки зрения фирмы.

С точки зрения общества все по-другому: государство поддержало довольно сомнительное начинание и способствовало направлению на него нескольких миллиардов долларов банковского кредита. Эти деньги в основном были потеряны, — но, даже если через разнообразные механизмы страхования и судебных исков государству и придется выплатить их часть, они выглядят сущими копейками на фоне не только триллионных средств, вливаемых в американскую экономику, но и стимулирующих программ собственно бюджета.

Однако, потратив совершенно незначительные и, строго говоря, не свои деньги (а деньги частных банков), США получили резкое снижение стоимости энергоносителей на внутреннем рынке, начало реиндустриализации и вызываемого ею оздоровления социальной структуры общества.

Таким образом, крайняя неэффективность для отдельно взятой фирмы в полном соответствии с классическими примерами советского управления оборачивается огромной выгодой для страны в целом.

Разумеется, бесконечно осуществлять такую политику невозможно: дешевая энергия не стимулирует инвестиции в нее. Однако, с одной стороны, многие корпорации связаны долгосрочными соглашениями, вынуждающими их продолжать добычу энергоносителей даже себе в убыток; задача государства в их отношении сводится к тому, чтобы поддерживать их на плаву, тратя миллиарды для достижения триллионного эффекта.

С другой стороны, многие фирмы и сами научились «держаться на плаву», получая прибыль за счет утилизации разного рода примесей, являющихся ценным сырьем для газохимии (подобно тому, как Катар получает основную часть прибыль не от экспорта сжиженного природного газа, а от добычи на тех же месторождениях газового конденсата).

И, наконец, когда обнажение преувеличенности надежд на сланцевый газ начнет становиться достоянием общественности и рынков, — ничего не стоит поднять новую волну энтузиазма (и, соответственно, частных инвестиций) вокруг какого-либо нового проекта наподобие сланцевого газа. Сейчас в его роли с успехом дебютирует сланцевая нефть (благодаря которой США в конце июля 2014 года впервые за 40 лет года начали экспорт нефти), — и можете быть уверенными: она поддержит дешевизну энергоносителей на внутреннем рынке США еще на несколько лет. Что в условиях оползания мир в глобальную депрессию почти равнозначно вечности.

Благодаря резкому росту добычи нефти (до того снижавшейся на протяжении 30 лет) и газа с 2008 года доля импорта энергоносителей в американском потреблении упал вдвое — с 60 % в 2005 до 30 % к началу 2014 году. В 2013 году добыча нефти впервые за последние десятилетия превысила импорт, а в 2015 году, по, вероятно, чрезмерно оптимистичным прогнозам Международного энергетического агентства, США перегонят по этому показателю и Россию, и Саудовскую Аравию, став мировым лидером.