Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Это создает трудности для повседневного развития, но, главное, кладет вряд ли преодолимую преграду его превращению в мирового лидера.

Помимо того, что Китай не хочет им быть, он по тем же самым культурным причинам и не может им быть, ибо мировой лидер невозможен без универсальной ценности, предлагаемой им всему остальному миру и которую тот в принципе может принять.

Этноцентричность китайской культуры, ее принципиально ориентированный на саму себя, не мессианский характер исключает возможность ее превращения в глобальную альтернативу универсалистским и экспансионистским идеологиям вроде западного либерализма, арабского политического ислама или остающегося потенциальной возможностью коммунизма.

Китай существует для китайцев, — а китайцем, при всем желании, нельзя стать: им можно только родиться. Поэтому Китай, подавая всему миру пример успешного развития вопреки давлению глобального бизнеса, на основе своих собственных сил, остается лишь примером и не может объединить мир вокруг себя в альтернативный проект.

Национализм китайской культуры ставит жесткую и вряд ли преодолимую преграду возможности превращения Китая в глобального лидера: ему нечего предложить остальному, некитайскому миру в силу собственного равнодушия к нему. Этот мир, строго говоря, не представляет для него непосредственного интереса и потому не может быть превращен в его продолжение.

Другое ограничение, рассмотренное выше, — сдерживание свободы творчества рамками культурно обусловленного коллективизма. Китайское руководство вот уже скоро полтора десятилетия прилагает титанические усилия для преодоления этого барьера, но нет никакой уверенности в том, что народ, пусть даже сколь угодно великий, сможет преодолеть ограничение, порождаемое его собственной повседневной культурой.

Между тем, не начав в массовом порядке самостоятельно открывать новые технологические принципы и создавать на основе этих открытий свои собственные технологии, Китай не сможет стать полностью, технологически независимым от Запада.

Не создав собственных технологий, он будет вынужден пользоваться технологиями своих конкурентов, что не позволит ему ни освободиться от их влияния, ни победить их в глобальной конкурентной гонке. Постоянное совершенствование новых технологий порождает технологический монополизм: их обладатель получает основную часть доходов от их использования, а главное — удерживает всех пользователей (даже контрабандных, не платящих за их применение) в рамках своей технологической парадигмы и связанных с нею стандартов (в том числе управления), не позволяя им разрабатывать оригинальные подходы и самим получать связанную с этим сверхприбыль.

Ограничение доходов, с одной стороны, и доступных технологических решений, с другой надежно удержит Китай в зависимости, символом которой стала так называемая «ловушка высоких технологий».

Это значит, что, не решив задачу обеспечения массовой свобод творчества, Китай не сможет стать полностью суверенным и будет, хоть и слабо по сравнению с другими странами, но зависеть от своих стратегических конкурентов, которые в силу сохранения технологического монополизма так и останутся более развитыми и богатыми, чем он.

Таким образом, беспрецедентно долго и успешно развиваясь, Китай стремительно идет к положению глобального лидера, не желая этого и не имея возможности стать им в полной мере — ни в культурно-политическом, ни в технологическом плане.

Эта поразительная ситуация драматического противоречия реальности не только с желаниями, но и с возможностями крайне опасна для него.

Стремясь к достижению независимости от Запада, к окончательному искуплению своего длительного колониального позора и к возвращению естественного для своей культуры положения наиболее мощной цивилизации мира, Китай не может предложить человечеству войти в свою цивилизацию в силу ее этнического, а не политического или идеологического характера. Тем самым он создает предпосылки для стратегического противоречия, причем не с одним лишь глобальным угнетателем в лице глобальных монополий или «золотого миллиарда», но со всем остальным миром.

С другой стороны, его движение к могуществу сможет быть успешным лишь в случае достижения технологического суверенитета, что требует (для обеспечения массового свободного творчества) определенного преодоления собственной культуры, — скорее всего, невозможного.

Таким образом, стремительное и уверенное возвышение Китая наталкивается сегодня не только на недостаточность его экологического потенциала или совокупного спроса, который может предъявить человечество на его товары, но, что значительно более серьезно, на ограниченность его собственной цивилизационной природы, — на барьеры, воздвигаемые его собственной культурой.

Столкновение с этими барьерами, вынуждая Китай пытаться преобразовать собственную социально-психологическую природу, грозит ему огромным и пока не осознаваемым в полной мере перенапряжением, способным в очередной раз привести эту великую цивилизацию к, разумеется, временному, но от этого отнюдь не менее болезненному и разрушительному (в том числе и для всего остального мира) краху.

Таким образом, существует значительный риск того, что в 2017–2019 годах Китай обрушится в глубокий системный кризис, что, скорее всего, приведет к быстрому (хотя и не молниеносному) срыву человечества в глобальную депрессию.

Данное развитие событий представляется наиболее вероятным, хотя, разумеется, невозможно полностью исключить других вариантов развития событий, — в частности, срыва мировой экономики в глобальную депрессию до 2017 года по причинам, не связанным непосредственно с Китаем, или удержания финансовой стабильности при помощи тех или иных экстраординарных мер в течение некоторого времени и после снижения темпов его экономического роста ниже 4 %.

Пример 31

От сяо кана к да туну :

Китай всего лишь сосредотачивается

Справедливости ради следует отметить, что китайское традиционное сознание, напротив, связывает период 2017–2019 годов со столь же кардинальным, но при этом крайне позитивным изменением: переходу от «приемлемого», по конфуцианскому учению, общественного устройства «малого процветания» ( сяо кан , задачу достижения которого ставили после решения наиболее насущных хозяйственных проблем и Чан Кайши на Тайване, и Дэн Сяопин в КНР) к следующему, еще невиданному уровню развития общества, — «идеальному» «великому единению» ( да тун ).

Общество сяо кан представляется китайцам максимальным уровнем общественного развития, доступным на основе прагматизма, всеобщего стремления к личной индивидуальной выгоде.