Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Когда представители российского руководства выразили недоумение такой постановкой вопроса и попросили американцев хотя бы обосновать свою позицию, те смертельно обиделись и, насколько можно судить, совершенно искренне расценили такое поведение как осознанно враждебное и направленное на провоцирование конфронтации между Россией и США.

Укрепление взаимодействия России и Китая даже самим своим фактом (и тем более сознательным сотрудничеством по стабилизации ситуации) сдерживает разгул американского произвола и служит, таким образом, фактором нормализации международных отношений, создавая предпосылки для перевода их на правовые основы и восстановления таким образом международного права.

Для России это выгодно еще и заблаговременным закреплением ее позиций в мире, к которому движется современное человечество и который отчасти уже сформирован. Его основа — противостояние США и Китая, острота и разрушительность которого сдерживаются «державами второго уровня»: Евросоюзом, Японией, Индией и, возможно, Россией (если наше руководство будет достаточно эффективным). Все остальные страны не будут играть практически никакой самостоятельной роли, и их перспективы, как правило, весьма незавидны.

Сотрудничество с Китаем (но, разумеется, лишь в рамках стратегического партнерства, то есть без отказа, даже частичного, от своих интересов) увеличивает потенциал России и повышает ее шансы остаться, несмотря на все предстоящие нам сложности, в ряду «держав второго уровня», сохраняющих свое влияние на развитие всего человечества.

Для понимания перспектив взаимодействия с Китаем исключительно важной представляется взаимодополнямость наших экономик: каждая из них имеет в изобилии ресурс, дефицитный для его партнера. Так, Россия имеет значительные запасы в целом плохо используемого сырья, а Китай — колоссальное количество рабочей силы (хотя допустить ее оседания на наших территориях совершенно недопустимо, так как это может привести к утрате последних) и практически неограниченные свободные капиталы.

Однако значительно более существенно, что наши экономики взаимно дополняют друг друга не только по имеющимся ресурсам, но и по специфике культуры.

Прежде всего, иероглифический характер китайской письменности и характерная для «ирригационной цивилизации» массовая культура объективно сдерживают творчество, жизненно необходимое для конкурентоспособности в современном мире. Россия же в силу не только своей истории и текущих политических обстоятельств, но прежде всего в силу особенностей культуры является подлинным конвейером по производству самого дефицитного человеческого «сырья» — творцов и революционеров.

Кроме того, китайская культура способствует исключительной тщательности и кропотливости при выполнении монотонных операций. Согласно распространенному мнению, это исторически связано со спецификой крестьянского труда при посадке риса, в ходе которой монотонные тяжелые операции должны выполняться с высокой точностью .

Русская же культура не терпит монотонности в работе и всячески сопротивляется ей; именно поэтому конвейерные производства в нашей стране были заметно менее эффективны, чем на Западе и тем более Востоке. Мы привыкли рассматривать эту свою особенность как досадный и сильно мешающий нам недостаток, но на самом деле он является оборотной стороной колоссальных производственных возможностей, связанных с описанным выше «русским способом производства».

Специфика русской культуры в производственной сфере заключалась, во-первых, в переносе ремесленнических навыков в индустрию, что вело к значительной тщательности обработки изделий и повышало их качество, и, во-вторых, в артельной по сути дела организации труда на фабриках. Последнее существенно повышало эффективность коллективного труда [227]и привело на излете Советской власти к формированию в рамках «бригадного подряда» индустриальной формы артели.

Если китайская культура способствует конвейерному труду, то русская — более современным, индивидуализированным формам организации производства. В рамках этих форм даже сборка одинаковых изделий ведется по принципу не «один человек — одна операция», а «бригада — группа операций», что обеспечивает большую гибкость, несущее психологическую разгрузку разнообразие, а главное, позволяет привносить элементы творчества даже в рутинную работу.

Это различие превращает российскую и китайскую производственные культуры не в конкурирующие, а во взаимно дополняющие и качественно повышает эффективность кооперации двух экономических организмов.

Сотрудничество с Китаем крайне полезно для России и потому, что китайская модель общественного развития, строго говоря, представляет собой советскую модель, не только приспособленную к современным условиям и технологиям, но и свободную от весьма глубоких искажений и извращений (как бюрократических, так и сугубо идеологических), привнесенных в периоды правлений Хрущева и Брежнева.

Как известно, еще в 1938 году малый бизнес (в тогдашних терминах — кооперативный сектор) давал 6 % производства всей советской промышленности. Ему были созданы льготные условия развития, и он был весьма значим не только в потребительском, но и в высокотехнологичном секторе; достаточно указать, что в его рамках работало даже два научно-исследовательских института, производились все первые советские радиолы и телевизоры.

Частная инициатива развивалась в рамках плановой экономики как дополняющий и отчасти корректирующий ее элемент вплоть до Хрущева, в своем прыжке к коммунизму объявившего ей бескомпромиссную войну. При Брежневе же государство прекратило системную борьбу с нелегальным частным сектором, смирившись с ростом его влияния, который в целом ряде союзных республик приобрел в конце его правления выраженный политический характер.

Китайское руководство, осуществляя рыночные реформы, обеспечивало жесткое сохранение за государством «командных высот» в экономике (прежде всего в виде финансовой системы) при постепенной, плавной передаче частному сектору все более крупных и значимых торговых и производственных мощностей.

При этом государство сохраняло свою ответственность перед обществом, в целом, насколько можно судить, утраченную в нашей стране уже в конце 70-х годов и точно исчезнувшую вместе с Советским Союзом (за исключением полугодового кризисного функционирования правительства Примакова-Маслюкова после катастрофического дефолта 1998 года).

Прямого заимствования заслуживают многие управленческие технологии современного Китая, применяемые на самых разных (вплоть до высших) уровнях государственного и корпоративного управления. Стандартная со времен демократически (и потому прозападно и антикитайски) настроенных помощников Горбачева отговорка о том, что «для этого в России слишком мало китайцев», здесь не работает. Ведь критически значимая часть этих технологий создавались на основе русской культуры в рамках Советского Союза и были всего лишь заимствованы у нас же Китаем (разумеется, с последующей переработкой и адаптацией).