Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

— Стервецы! — Иван Михайлович холодный пот прошиб. Лидия Игнатьевна сидела как мертвая — слово не скажет, не шелохнется, только вздыхала изредка.

— Перебесились бы… — не скрывал своей горечи старик. Юрий Владимирович Рожков снова заговорил:

— Стало быть, высокопорядочный генерал Лев Рохлин по делу обвинял Верховного Главнокомандующего Ельцина в сознательном развале армии и развязывании чеченской гражданской войны, о торговле оружием, нефтью между руководителями воюющих сторон. И как отбояривался на демарш Рохлина министр обороны Игорь Сергеев в Рязани на выпуске нового пополнения офицеров-десантников: «…Мол, призыв к революции тяжело отпивается в сердцах каждого офицера, прапорщика и солдата», рохлинское обращение взбудоражило армейские круги…

— Протест — не самое лучшее достижение полководческой мысли, — тихо обронил Курдюмов.

— Но еще более стыдно — соглашаться с ролью марионеток. И перед собой, и перед людьми стыдно, — разоткровенничался Рожков. — Вон «Наш дом — Россия» в Думе в лице Сергея Беляева уподобил генерала Рохлина большевистским деятелям Зиновьеву и Каменеву. И никто не скинул Рохлина с поста председателя Комитета по обороне. А мятежный генерал сколотил вокруг себя единомышлен-ников и испек царственный политический пирог — общественное движение: «В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки…». На рохлинском съезде военные заявили о диких реформах, которые поставили Родину на грань общенациональной катастрофы. Вот за эту прямоту и честность давайте уважать генерала Рохлина. Он показал себя во всей красе… — честно и смело…

Глаза Рожкова горели.

— Ты молод еще… — зашагал по комнате полковник, потер руки. — Юрий Владимирович, но… потом увидишь, что… слово, как говорится, не воробей, вылетит не поймаешь. Рохлину отомстят злые силы, вот помяни мое слово…

— Генерал отказался от звания Героя России. Но мало кто знает, что его Ельцин задабривал. Молчи, мол, и издал указ о награждении орденом «За заслуги перед Отечеством». И Лев отказался от подачки, — страстно говорил Юрий Владимирович. — Очернить Рохлина пытались не раз. Распространяли байки о вывозе им из Чечни металлолома и продаже в обход центра. Да, вывозил и продавал. На эти деньги генерал построил 12 квартир для офицеров, живущих в бараках, и безногого солдата-детдомовца. Нет, не липла к нему грязь… Рохлин единственный генерал, который мог войти под прицелом и подать властный голос: «Стоять!». И вставал ОМОН, вставал спецназ, вставали любые войска. И не стреляли в людей, как это было у Белого дома…

Полковник опять прервал Рожкова:

— Генерал чувствовал, что жить ему недолго. Однажды он сказал: «Вы не представляете, каким опасным делом мы занимаемся, пытаясь спасти страну. Здесь опаснее, чем в Афгане или в Чечне.»

Кто знал, что придет время, и генерала Рохлина убьют. Гром разрази-слова полковника Курдюмова, к сожалению, сбудутся. Или-или! Или честь, или бесчестье! Генерал часок в жизни полетал честно в политическом поднебесье… и как только он стал в дерьме копошиться, разгребать вонючку, его убрали с жизненной дороги. Бытовая версия убийства генерала — абсурд. Жена Тамара очень хладнокровна в своих поступках, любящая мать. Лечением больного сына очень дотошно занимался муж. Не могла Тамара, не могла поднять руку на главу семьи. Гадкая и темная история. Эта смерть устраивала многих — и власть, и мафию, и оппозицию… После его смерти замели следы те, кто наживался на торговле оружием и нефтью с дудаевским режимом. Но суд истории еще впереди! От его дамоклова меча никто не спрячется…

Пора расставаться. Гости дружно встали, попрощались с хозяевами.

— Благодарствую за гостеприимство, — обнял старика полковник.

— Выпили, на душе полегчало, — согласился Москаленко.

Чего говорить о других, если у Лидии Игнатьевны засверкали на ресницах росинки.

Прощались, расходились, и в доме Москаленко становилось тихо и уныло, словно после бури…

Москаленко улегся, но сон не шел. Так, какое-то тяжелое забытье. И все время мерещились расстрелянные парни, их глаза, молящие о помощи и взывающие к возмездию… «Теперь хоть кого посади на трон после Ельцина… скоро дело не исправит. Народ-то изверился!» — Иван Михайлович вздрогнул, очнулся. Улегся поудобнее, было задремал — и опять то же самое. Профессор уселся за стол, взял вновь газету «Молот» за ноябрь 1998 года со статьей «Милосердие на войне». О, всемогущий, со всеми святыми! Тревоги сменились хоть каплей какой-то надежды в рассказе Юрия Агаджанова, бывшего профессора Чечено-Ингушского университета, работавшего в Ростовской государственной экономической академии:

«Центральное телевидение показало в свое время на всю страну фильм Александра Невзорова «Чистилище». Этот фильм о чеченской войне. Страшный, ужасающий рассказ о том, что увидел автор в период своей кратковременной поездки в Грозный. Однако на той самой войне имели место и иные сюжеты, которые не смог или не захотел рассмотреть автор.

Поскольку фильм вызвал огромный общественный резонанс в стране и регионе, есть острая необходимость вернуться к событиям недавнего прошлого.

В XX веке Россия проиграла три войны. Проиграла позорно, срамно и непростительно, многократно превосходя противника в живой силе и технике. В самом начале этого проклятого для народов нашего Отечества столетия — крошечной Японии. В 80-х годах она же ушла, несолоно хлебавши, из полудикого Афганистана. В 90-х — таким же образом и порядком из Чечни, составной части России, «добровольно» присоединившейся к ней, как утверждали официозные советские историки и политики, аж 200 лет тому назад, а на самом деле на протяжении тех же двухсот лет часто и отчаянно воевавшей с ней за свою свободу и независимость.

После большевистской революции эта борьба как будто бы поутихла. Но вскоре здесь снова началось брожение, спровоцированное многими факторами. Не последнюю роль в этом сыграли марксистско-ленинские постулаты, идеализирующие население («повивальная бабка революции») и требование «самоопределения наций».

Для горцев Северного Кавказа, исповедующих главным образом ислам, марксизм-ленинизм был изначально чуждым мировоззрением, абсолютно не приемлемой идеологией. И советской пропагандистской машине понадобились колоссальные усилия, чтобы внедрить в их головы основные идеи революционной теории. И тогда горцы, наконец, поверили в их справедливость и ценность, они тут же (практичный народ, этого у них не отнять) принялись усердно притворять их в жизнь.

Так родилось два лозунга, два знамени, две грозные идеи: 1) право наций на отделение священно и неотчуждаемо; 2) если этого нельзя добиться мирным путем, то народ имеет право включить «повивальную бабку» и силой оружия добыть столь желанную свободу.