Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

В Чечню он сам переехал не так давно. До этого следил за событиями на родине издали, сильно переживал. После случившегося осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года понял, что в воздухе запахло войной, он больше не может оставаться преуспевающим полковником советской армии, нужен на малой родине. А дальше было то, о чем все знают.

К слухам о себе — о подборе близких людей, о счете в швейцарском банке (так говорили и о Дудаеве) он относится спокойно: время рассудит.

Он ощущает себя человеком «как все», не лучше и не хуже других. Но за него проголосовало 65 процентов взрослого населения республики, и это определило его новое положение в жизни, его ответственность.

Мы — мусульмане, заметил Масхадов. Во время войны, в тяжкий час вера помогает людям, была опорой.

Когда военные действия кончились, Масхадова, по его словам, стали одолевать вопросами, какое государство будем строить. Вот и на встрече с диаспорой задали вопрос: какое? Примерно половина мусульманских стран строит свое право целиком на шариате, половина пользуется смешанным правом. Приезжают гости из арабских стран — критикуют, упрекают: мол, чеченцы — неправильные мусульмане, не точно и не все исполняют обряды.

Так вот, с первых же дней меня, сказал президент, стали торопить с созданием исламского государства, убеждали, что потом будет сложнее. Я же отвечал: в таких делах не надо торопиться, в конце концов у нас есть Конституция. Ради Бога, говорил я, не торопитесь. Надо послушать наших людей, они тоже не едины, кто думает так, а кто иначе, надо же разобраться в себе, надо послушать соседей.

Конференция мусульманских республик выработала решение, что с нами происходит, и обозначила пути, в каком направлении нам идти. Словом, вопросы веры, религии, национальной духовности — так можно было понять Аслана Масхадова — декретами не решаются. Его даже пытались обвинить в том, что он разрушает то, что привносил в политику Зелимхан Яндарбиев. Он опять повторял, что это не так, ничего разрушать не собирается, но призывал, ради Бога, не торопиться.

О нас, сказал Масхадов, говорят, как о догматиках. Нет-нет, кто хочет носить усы — пусть носит, кто хочет ходить в шапке или без шапки — его личное дело. Государство, успокойтесь, в это вмешиваться не будет.

Ему задали вопрос, будет ли заключен договор с Лужковым об экономическом и культурном сотрудничестве. Масхадов ответил, что такие отдельные договоры о взаимодействии будут заключаться. Есть уже наметки таких отношений с Шаймиевым, Башкортостаном, Ставропольским краем. Постараемся договориться с Москвой.

С места был задан еще один вопрос — о студентах, аспирантах, обучающихся в Москве, — не изменится ли к ним отношение, не почувствуют ли они себя жителями зарубежного государства?

Масхадов понял вопрос так: не ощутят ли себя посланцы Чечни во враждебном государстве? И ответил отрицательно. Очевидно, речь идет, сказал он, об атмосфере в российской столице, но она должна начать улучшаться. Даже когда Чечня воевала, оказывала вооруженное сопротивление Москве, она защищала себя, но не исходила из отношения к России как к враждебному иностранному государству. А сегодня — тем более так… Конечно, заключение договора дало бы чеченцам дополнительные гарантии.

Тамара Алиева задала вопрос о школьном образовании. Есть ли у президента и правительства Чечни планы на этот счет, намечены ли образовательные программы, каковы приоритеты? У Тамары есть, например, возможность открыть чеченско-американскую школу, еще до войны был заключен контракт, найдутся и спонсоры. Получат ли такие начинания поддержку у государства?

Мы живем в цивилизованном мире, ответил Масхадов, и придаем хорошему образованию первостепенное значение. Первое, о чем позаботились, придя к власти, постарались открыть школы. Другое дело, что эти школы в плачевном состоянии — не хватает учителей, которым не платили зарплату, разрушены многие здания, теперь, они надеется, будет иначе. Любое начинание такого рода будет поддержано.

Позже уже в вестибюле мне удалось поговорить с Закаевым, министром культуры (в прошлый раз мы беседовали год назад на окраине Урус-Мартана в «Джипе», он и его товарищи были в камуфляже и с автоматами…). Я спросила: как с культурой?

— Нормально, — ответил он на бегу. — Открываем театр. Малый зал готов принять зрителей.

Спросила вдогонку о Солцаеве (талантливый режиссер, вынужден был из-за войны покинуть республику).

— Солцаев вернется…».

— Не знаю, как будет себя вести Масхадов в роли президента Чечни, но, по моим сведениям, 16 февраля 1997 года жесткие политические требования к новому руководству Чечни были выдвинуты на митинге старой президентской гвардии, сформированной при прежнем президенте республики Зелимхане Яндарбиеве. Собравшиеся — около 300 хорошо вооруженных человек — потребовали от нового президента Аслана Масхадова не совмещать должности президента и премьер-министра, оставив на посту главы правительства исполнявшего эти обязанности в предвыборный период известного полевого командира Руслана Гелаева. Заметим еще одну важную деталь: эти выборы прошли по чеченским законам. Они нелегитимны, и с Масхадовым никто из Москвы вести переговоры не будет.

— Вот так Масхадов и его окружение распорядились властью, — Игорь расправил смятые газеты. — Я вас, друзья, не доконал, как и батяня, своими монологами?

Иван Михайлович смирно сидел на стуле и смотрел в тарелку. Внезапно Юрий Владимирович Рожков, вытянул губы, критически оглядел присутствующих и очень серьезно заговорил:

— Я глядел в глаза смерти в Чечне. Мне довелось выполнять спецзадание МВД. Горемыкали наши части. Не случайно на допросе в ФСК Алла Дудаева назвала фамилии лидеров «партии войны», о которых ранее сообщал Джохар: Лобов, Сосковец, Дейнекин, Колесников, Филатов… А я сам надорвался от боли, когда наткнулся на место одного боя. Оказывается, контрактники, нанятые на службу в армию, засели в соседнем доме и вели огонь по роте российских солдат. То есть наши били наших… Тогда окровавленный командир превозмог себя и дополз к басаевским бойцам: «Помогите, братцы, перебьют всех нас эти гады…». Басаевцы гранатометами усилили прицельный огонь по дому. И вскоре чеченцы рванулись в атаку, вошли в здание. Я был на месте этого преступления, с одной стороны лежали мертвые русские солдатики, с другой стороны русские контрактники. Эге, не убивайтесь, это цветики… Какой-то генерал дал команду здесь же у здания свалить в кучу трупы и закопать их под обломками кирпичей и строительного мусора. Родственникам позже направили телеграмму, что они пропали без вести. «Партия войны» долго творила беззаконие. Чем дольше длилась война до победного конца, тем было лучше части кремлевской свиты. Чем меньше доставляли в Россию цинковые гробы из Чечни, тем меньше проклятий посылали в адрес властей отцы и матери погибших. Ведь каждые похороны погибших в Чечне — это был своеобразный протест против этой заварушки…