Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Хозяин отеля Яцек, бывший инженер по медицинской технике, говорил со мной на странной смеси русского и английского.

Кстати, о возможностях коммуникации: в целом в Польше объясниться несложно. Почти все пожилые люди говорят на подзабытом русском (правда, гораздо хуже, чем в советское время), а молодежь — на английском. Сложнее с людьми среднего возраста — они часто говорят только по-польски.

Увы, в одной из гостиниц администраторшей была как раз такая женщина среднего возраста, с трудом говорившая по-английски. В качестве переводчицы она пригласила горничную-украинку, но та принципиально отказалась говорить со мной по-русски и переводила с польского на украинский. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что большинство украинских гастарбайтеров, а их в Польше очень много, охотно говорили со мной по-русски и помогали в общении с поляками.

То, что Краков — безумно красивый город, знают все, поэтому я не буду занудно описывать местные достопримечательности. Скажу лишь, что я был во многих европейских городах и могу засвидетельствовать, что Краков уверенно входит в топ самых красивых городов континента. Старый город просто огромен, и бродить по его узким улочкам можно неделями. Приятно, что в нем по-прежнему встречаются не только туристы, но и краковчане: чопорные старушки и старички с тросточками, очень много студентов.

Во многих кафе Старого города собирается местная художественная богема, пьющая почти в тех же масштабах, что и их русские коллеги. Как-то поздно ночью я решил пройтись по питейным заведениям Кракова. Увы, почти все они были закрыты, но какой-то работающий бар я все же нашел. Взял пиво, а когда хотел повторить, то бармена за стойкой уже не нашел. Подошел к какому-то клиенту и спросил про бармена.

— О, это такой долбанутый бар, можно очень долго ждать, когда бармен прийти соизволит.

Ладно, пошел в другой. Тут ко мне женщина под полтинник подбегает (еще в первом баре мне улыбалась), сразу обниматься и целоваться лезет, предлагает по-английски идти пить в ее компанию:

— Come on!!!

Тут я есть захотел. Мне объяснили, что в это время суток — только в «Макдоналдсе».

В «Макдоналдсе» какие-то очень странные молодые поляки стояли. Спрашиваю:

— Where are you from?

— Georgia.

— Гм, так может, вы и по-русски говорите?

— Конечно, уважаемый! У нас все по-русски говорят.

Кстати, реально говорили очень плохо, но были очень доброжелательны и хотели помочь. В общем, Краков — наш город!

Кроме Старого города, я побывал в бывшем еврейском квартале. До войны здесь жило 65 тысяч евреев, сейчас, по-моему, не осталось ни одного. Но еврейскостью здесь торгуют вовсю. Кругом еврейские (по названиям) отели и рестораны. Чистокровные поляки и польки торгуют иудейской религиозной символикой, польские дети фотографируются с памятником ксендзу, помогавшему евреям во время войны.

Вход на еврейское кладбище стоит десять злотых (два с половиной доллара). Билеты продает здоровенный поляк в ермолке, уверяющий на голубом глазу, что он еврей.

Кстати, он и мне ермолку вручил — без нее на кладбище не пускают. Потом я сходил и на более современное еврейское кладбище. Туда, слава богу, пускают бесплатно, а вот туалет платный. На выходе из него на меня набросилась дородная женщина средних лет, ни слова не понимающая по-английски.

Я ее из любопытства спросил по-польски, не жидовка ли она (так по-польски «еврейка»), но дама неожиданно на меня обиделась и заорала по-русски:

— Нет, украинка! Плати два злотых за туалет! Оказалась, что она из Чернигова.

Вопреки моим ожиданиям, в Польше ко мне с расспросами и предложениями дружить никто не приставал: поляки меня принимали то ли за американца, то ли за украинского гастарбайтера. В общем, я был им неинтересен.

А в целом, несмотря на западную архитектуру и безукоризненную чистоту, поляки произвели на меня впечатление наших людей. Я уже писал о любви поляков к возлияниям, но не только это роднит местных жителей с россиянами. В Польше достаточно часто можно услышать нецензурную ругань, причем она очень напоминает русский мат.

Коммуникабельность поляков тоже неевропейская. Так, в гостинице я издали поздоровался кивком с каким-то старичком, и он тут же подошел ко мне, чтобы пожать руку. Вообще же местные жители очень радушны и всегда готовы помочь иностранцу. Как-то я в магазине хотел купить лимон, но у продавщицы не было сдачи, и она, не раздумывая, дала мне его бесплатно.

Отрывки из этой главы про Польшу я уже публиковал в русской прессе. И вскоре после этого на мою страничку в фейсбуке пришло письмо из Польши такого содержания:

«Я пречитал Ваш артикул в нашым журнале (Форум) как Вы были первый раз в Полше. Интересный. Я тоже был первый раз в Росии 3 месяча таму назад (Санкт Петерсбург). Мне тоже очень нравилось. Я Вас паздравляю».

Нет, все-таки поляки — удивительно добрые и коммуникабельные люди.

«Зачем ты говоришь на фашистском языке?!» — почти кричал на меня официант в белградском кафе, к которому я обратился по-английски. «Американцы бомбят нас, славян! Говори по-русски. Сербы и русские — братья и должны быть вместе».

Это было в Белграде во время натовских бомбежек Югославии накануне вторжения войск коалиции в Косово.

Любовь сербов к русским в 90-е годы прошлого столетия было почти иррациональной. В местных кафе звучала песня: «Нас и русских 300 миллионов». Беседуя со мной, сербы часто говорили, что у них есть такая присказка: «Мы верим только в Бога и Россию!». Но к этому обожанию примешивалось и недоумение, помноженное на обиду: «Ну когда же вы придете к нам на помощь?!».

В 1995 году я присутствовал в Белграде на встрече депутата Госдумы Владимира Лукина с местной творческой интеллигенцией. Речь шла о войне в Боснии. Слово взял какой-то сербский писатель.

— Когда мы смотрим американские фильмы, то восхищаемся их мужеством, храбростью. Мы, сербы и русские, должны быть такими же! Дайте же нам, наконец, оружие, чтобы мы могли защищаться! — в глазах этого грузного седого мужчины стояли слезы.

«Капитан отбрасывает прядь волос, нависающую на глаза, и смотрит на меня.

— У меня в пистолете две пули, — говорит сербский капитан. — Одна для Горбачева, другая для Ельцина.

Насчет Горбачева и Ельцина он не шутит. Он уверен, что эти два человека виноваты в бедах его Родины. Один разрушил Советский Союз, другой поддержал санкции ООН против Сербии», — пишет в книге «Югославская трагедия» журналист и писатель Леонид Млечин. Правда, при мне никто из сербов не признавался в замысле убить Ельцина и Горбачева, но ненавидели этих политиков почти все мои собеседники, а вот Жириновским здесь откровенно восхищались. Можно ли винить в таких взглядах сербов? Ведь Вльцин действительно их предал, чтобы не ссориться с Западом, а вот Жириновский поддерживал братьев-славян хотя бы на словах.