Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Поэтому я склонен думать, что кто-то когда-то где-то видел нимбы. Что некое свечение вокруг некоторых голов в каком-то времени и пространстве есть. И значит, если мы придумали эти вещи – добро, зло, справедливость, – они тоже существуют. Или существовали. Может быть, давно, на заре человечества. А теперь мы к этим забытым явлениям снова стремимся.

То есть вам кажется, когда-то в мире царила всеобщая справедливость?

Да, мне так кажется. Я понимаю, что это звучит страшно наивно, и невероятно идеалистически, но я считаю, что существовал золотой век, когда люди жили иначе. Я в это верю. Вряд ли он повторится – это другое дело.

Д. З. Вы рассказывали, что ваше детство до какого-то момента было счастливым. А затем была война, ваш папа ушел на войну добровольцем и погиб. Вы даже сказали, что то, что вы стали художником, было его «завещанием».

Он приходил в отпуск за несколько месяцев до того, как погибнуть. Вы помните этот момент?

Конечно, это я помню очень хорошо. Еще бы! Это был уже конец войны. Мне было почти 11 лет. Когда он уходил, мне еще и восьми не было, а тут я был все-таки вполне сознательным человеком. И, конечно, я отцу многим обязан: он очень верил в меня. Настолько, что мама тоже не сомневалась, что я буду художником, и у меня не было никогда вопроса, кем быть.

Спасибо большое вашему папе, Владимиру Борисовичу, за то, что он в вас верил! Наверное, вы бы все равно стали художником. Но вот то, что он поверил в вас, когда вы были еще совсем маленьким…

Да, это было удивительно.

Вы в своем искусстве затрагиваете самые сложные проблемы, которые мешают человеку жить, быть счастливым и свободным, но вы никогда напрямую не касались темы войны. Почему?

Когда я был мальчишкой, я только тем и занимался, что все время рисовал партизан. Я собирался сделать такую картину: едут немцы по дороге, а тут партизаны в лесу. И вот они начинают стрелять, начинается сражение. И я, насмотревшись на то, как настоящие художники рисуют отдельно некоторые фигуры на картине, тоже принялся сочинять эти отдельные фигуры – каких-то партизан, немцев. Но как их соединить, я совершенно не представлял себе.

Это было еще до художественной школы, когда я совершенно еще ничего не понимал и не умел. Так что эта военная тема в свое время у меня была. Но, к сожалению, неудачная.

Потом у вас не возникало потребности вернуться к этой теме и как-то отрефлексировать ее уже во взрослом возрасте?

Я всегда занимался только тем, чем я жил сегодня и что меня окружало. И сейчас я продолжаю в том же духе. Все-таки я к прошлому и сейчас не возвращаюсь. К советскому прошлому тоже.

Можно сказать, что ваше кредо и ваш девиз – это слова вашего друга, замечательного поэта Всеволода Некрасова, которые вы использовали в своей очень известной картине «Живу – вижу»?

Ну да, конечно. Живу в том времени, в котором живу, но обещаю не отворачиваться, не сочинять.

В советское время именно государственная идеология стала вашей отправной точкой для разговора о свободе. Мне, кстати, ваши работы интересны прежде всего тем, что они не про какую-то борьбу с советским режимом. Они вообще про борьбу с любыми явлениями, которые мешают нам быть свободными. А живя в сегодняшнем времени, что вы видите?

С возрастом и со временем постепенно перевес оказывается на стороне экзистенциальных проблем. Таких, как черное и белое, добро и зло, день и ночь. Тайна нашей жизни. Но мне не хочется на эту тему говорить, потому что сразу получается очень претенциозно.

Д. З. Алексей Сидоров рассказывал, что сцена с рукопожатием в финале «Т-34» [101] «Т-34» (2019) – российский приключенческий фильм режиссера Алексея Сидорова. По сюжету советский экипаж в 1944 году совершает на танке Т-34 дерзкий побег из немецкого плена. Главную роль в фильме сыграл Александр Петров. была твоей идеей.

А. П.Да.

Почему тебе было важно, чтобы два непримиримых врага сделали этот жест?

Потому что они люди, которые были загнаны в такие обстоятельства. Они в этом не сильно виноваты. Они оба классные танковые командиры, и если бы не было войны, они могли бы дружить. Это не потому, что я думал так глобально. Ты просто оказываешься в шкуре этого человека и думаешь: «Ну хорошо, он вылезает, он остался последним, у него есть ружье, которое должно выстрелить» В любом случае он должен убивать врага. Но при этом враг тянет ему руку.

Там есть еще немаловажный момент: враг тянет руку, и русский солдат думает, что это значит «Спаси меня». И он дает ему эту руку: «Я могу смилостивиться, помочь, вытащить». А потом именно немец пожимает ему руку, говоря: «Спасибо за все, я проиграл, ты победил», – и отпускает ее, и падает. Это его инициатива.

Мне кажется, в этом что-то есть. И, конечно, этот финал переворачивает очень многое, возникает серьезная глубина происходящего: что такое война, что такое люди на войне, какие это люди.

Сыграть человека военного времени для любого артиста очень сложно. И потому, что было много великих фильмов на эту тему, и потому, что это просто неизбывная наша боль. Чтобы к этому прикасаться, нужно как-то очень очистить себя, подходить совсем наивно, искренне. Ты рассказывал, что ходил по комнате часами, настраивал себя.

Да. Днем приезжаешь: маленькая комнатка, нет ничего, иногда куришь в окно, а иногда нет. Выключаешь телефон, вешаешь куда-то там куртку, запираешь дверь. И просто ходишь.

Потом садишься в какой-то момент, смотришь. Я развесил там снимки военного времени: лица людей, документальные фотографии. Везде они у меня были перед глазами. Ты просто подходишь, спокойно долго на них смотришь, заглядываешь в глаза людей. Начинаешь думать, как они жили, как они любили, какие у них были ценности. Ведь там, как мне кажется, все чуть проще было, понятнее. Если уж любит человек, то любит до конца, потому что этот конец может быть сию секунду. И если уж хочет что-то сказать искренне, не идет кружными путями и не боится этого, а говорит, потому что другой возможности, скорее всего, не будет. Это, конечно, меня поразило, и от этого я отталкивался.

Все фильмы, которые ты назвал важными для себя, как раз про такие ситуации. Это «Ромео + Джульетта», это великая драматургия и великолепно сыгранная ДиКаприо тема человека, который действительно любит здесь и сейчас на сто процентов. Это и «Титаник», который ты считаешь лучшим фильмом о любви.

Ну да, это вроде как попса, но это тончайшая режиссура! Это нам сейчас так кажется: ну, «Титаник», окей, понятно. Естественно, «Титаник» все смотрели, сцену помнят: «Джек, вернись, Джек, Джек!» А ведь ребята это в павильоне играли, им было тепло. А там полное ощущение, что они действительно в океане. Сумасшедшая актерская работа.