Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Мне быстро распечатали другую бумагу с такими словами: «Податель сего советский служащий Иосиф Ильич Афиренко, 36 лет». Этот документ сам по себе был не обязателен, но две «бумажки» всегда лучше, чем одна.

Время уже перевалило за полночь, и начальник финского патруля велел нам лечь и недолго поспать. Сам он завалился на диван в столовой. На остальных четверых человек было всего две кровати, и я лег на одну из них с кем-то из финнов. Я пытался заснуть, но сон не шел. В голове роились мысли — о России в прошлом, о жизни, полной приключений, которую я решился вести в настоящем, о будущем, о друзьях, которые все еще в Петрограде, но не должны узнать о том, что я вернулся, если я туда вообще доберусь. Я был взвинчен, зато уныние, охватившее меня в поезде, прошло. Я даже чувствовал иронию моего положения. Все это было настоящей авантюрой с одним здоровенным восклицательным знаком! Forsan et haec olim…

Два часа отдыха тянулись бесконечно. Я боялся назначенного срока, но мне все равно хотелось, чтобы он наступил поскорее, чтобы все уже закончилось. Наконец из соседней комнаты раздалось шарканье, и финн-Покойник ткнул каждого из нас прикладом своей винтовки.

— Просыпайтесь, — прошептал он, — выходим через четверть часа. Не шуметь. Нас не должно быть слышно в соседнем доме.

Мы были готовы через пару минут. Весь мой багаж заключался в небольшом свертке, который поместился у меня в кармане, там были пара носков, один или два носовых платка и немного сухарей. В другом кармане у меня было виски в бутылочке из-под лекарства, которую я припрятал от Мельникова, и немного хлеба, а деньги я сунул под рубашку. Один из четырех финнов остался в доме. Остальные трое должны были проводить меня до реки. Стояла промозглая ноябрьская ночь, и тьма была хоть глаз выколи. Природа молчала как мертвая. Мы молча вышли из дома, впереди шел Покойник. Один из финнов следовал позади, и все держали винтовки наготове.

Мы украдкой двинулись по дороге, которую накануне вечером финн показал мне на импровизированной карте, низко пригибаясь к земле в тех местах, где деревья не укрывали нас от русского берега. Несколькими ярдами ниже справа я услышал журчание воды. Вскоре мы добрались до ветхой избы, приютившейся на берегу реки в зарослях деревьев и кустарника. Здесь мы ненадолго задержались, прислушиваясь, не слышится ли чего подозрительного. Тишина стояла мертвая. Кроме шума воды, не раздавалось ни звука.

Мы спустились к воде под прикрытием полуразвалившейся избы и кустов. В этом месте река имела около двадцати шагов в ширину. Вдоль обоих берегов шла кромка льда. Я глянул на другой берег. Передо мной был открытый луг, но на заднем плане темнела масса деревьев в сотне шагов по обе стороны от него. Слева виднелось только здание красного дозора, насчет которого меня предупреждали финны.

Покойник занял наблюдательный пункт у небольшого просвета в зарослях. Через минуту он вернулся и объявил, что все в порядке.

— Не забывайте, — еще раз вполголоса проинструктировал он меня, — берите влево, но следите за домом.

Он сделал знак двум другим, и они вытащили из кустов лодку. Бесшумно привязали к корме длинную веревку и положили в лодку шест. Затем они спустили ее по берегу в воду.

— Садитесь в лодку, — прошептал главный, — и отталкивайтесь шестом. Удачи!

Я пожал руки спутникам, глотнул из моего пузырька виски и сел в лодку. Я стал отталкиваться, но, так как позади тащилась веревка, оказалось не так-то просто править маленькой плоскодонкой на быстрине. Я был уверен, что меня обязательно услышат, и посреди реки меня обуяло такое чувство, которое, наверно, испытывает человек по дороге к виселице. В конце концов я добрался до дальнего берега, но удержать лодку в неподвижности, пока высаживался, оказалось совершенно невозможно. Выпрыгнув на берег, я взломал тонкий слой льда. С трудом выкарабкался и стал подниматься по берегу. А лодку за моей спиной торопливо потащили назад в Финляндию.

— Бегите со всех ног! — услышал я негромкий крик с той стороны реки.

Черт возьми, красный дозор услышал плеск воды! Я уже мчался во всю прыть, когда увидел, как в избе слева загорелся фонарь. Я забыл, что мне говорили насчет того, в какую сторону бежать, и просто рванул прочь от света. На полпути по покатому лугу я прижался к земле и замер. Огонек быстро двигался вдоль речного берега. Раздались крики, потом внезапные выстрелы, но ответа с финской стороны не было. Вскоре огонек медленно поплыл назад к избе красного дозора, и наконец все снова стихло.

Какое-то время я лежал не шевелясь, потом поднялся и осторожно двинулся вперед. Я пропустил нужное направление, мне пришлось перейти еще через одну речушку, которая бежала наискось по склону луга. Поскольку я уже вымок, не испытал больших страданий, перейдя ее вброд. Потом добрался до каких-то заборов, через которые перелез и очутился на дороге.

Убедившись, что дорога пуста, я пересек ее и вышел к болотам, где заметил недостроенный дом. Там я сел подождать рассвета — благословляя человека, который изобрел виски, потому что я промерз до костей. Пошел снег, и я, одеревеневший от холода, встал, чтобы пройтись и изучить местность, насколько получится в темноте. На перекрестке возле станции я увидел солдат у бивачного костра, поэтому быстро отступил к своему недостроенному укрытию и дождался восхода. Тогда я пошел на станцию вместе с другими пассажирами. У ворот солдат проверял документы. Я порядком нервничал, когда в первый раз показывал свой «паспорт», но солдат мельком взглянул на него. Казалось, он лишь убедился, что на бумаге есть надлежащая печать. Он пропустил меня, и я пошел в кассу и попросил билет.

— Один первого класса до Петрограда, — смело сказал я.

— На этом поезде первого класса нет, только второй и третий.

— Нет первого? Ладно, давайте второй.

Я спрашивал у финнов, каким классом мне лучше ездить, думая, что они скажут «третьим». «Конечно, первым», — ответили мне, ведь было бы странно для служащего ЧК ездить хуже, чем первым классом. Третий класс был для рабочих и крестьян.

До Петрограда оставалось около 25 миль, но, так как поезд останавливался на каждой станции, на дорогу ушло почти два часа. По мере приближения к городу вагоны все больше заполнялись людьми, пока они не забили все проходы и тамбуры. На Финляндском вокзале, куда мы прибыли, была давка. Документы тоже проверяли невнимательно. Я вышел вместе с толпой и, оглянувшись на грязный, замусоренный вокзал, испытал странную смесь облегчения и опасения. В моей голове промчался поток странных мыслей и воспоминаний. Я увидел всю свою жизнь в новой и доселе незнакомой перспективе. Дни путешествий по Европе, годы студенчества в России, жизнь среди русского крестьянства и три года, по-видимому, бессмысленного военного труда — все они одновременно приняли симметричные пропорции и представились мне как бы гранями призмы, направленными к общей вершине, на которой я сейчас и стоял. Да, у моей жизни, внезапно осознал я, была цель — стоять здесь, на пороге города, где я когда-то жил, бездомным, беспомощным и одиноким, человеком из толпы. Вот, в точку — человеком из толпы ! Мне не нужны были теории теоретиков и доктрины доктринеров, я хотел увидеть, что этот величайший социальный эксперимент, свидетелем которого когда-либо был мир, сделал для простых людей. И в странно приподнятом настроении я легко вышел с вокзала на знакомые улицы.