Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Особых новостей не было, поскольку правящий класс большевиков [10] В марте 1918 года большевики изменили официальное название с Большевистской партии на Коммунистическую партию большевиков. Поэтому в книге, как и в самой России, слова «большевик» и «коммунист» используются в качестве взаимозаменяемых синонимов. ( Примеч. авт. ) уже обеспечил себе монополию на прессу, закрыв все журналы, выражавшие мнения их противников, поэтому печаталась одна пропаганда. В то время как газеты западного мира полнились разговорами о мире, советские журналы упорно твердили о создании могучей Красной армии [11] В это время для Советской России это было вполне естественно — она вела борьбу, помимо Белого движения, с военной интервенцией со стороны 14 иностранных государств. , которая должна зажечь в Европе и по всей земле пожар мировой революции.

В три часа я пошел искать кафе Мельникова — подпольное заведение на частной квартире на верхнем этаже дома на одной из улиц возле Невского проспекта. Когда я позвонил, дверь чуть-чуть приоткрылась, и сквозь щель на меня взглянул внимательный и недоверчивый глаз. Заметив, что дверь начинает закрываться, я сунул ногу в проем и быстро спросил Мельникова.

— Мельникова? — сказал голос, прилагавшийся к орлиному глазу. — Какого Мельникова?

— Н… — сказал я, назвав настоящую фамилию Мельникова.

Тогда дверь раскрылась чуть шире, и передо мною предстали две дамы, одна (та, что с орлиным глазом) пожилая и пухлая, другая молодая и привлекательная.

— Как его имя-отчество? — спросила молодая.

— Николай Николаевич, — ответил я.

— Все в порядке, — сказала молодая женщина пожилой. — Он говорил, что сегодня кто-то может прийти. Входите, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Николай Николаевич заходил ненадолго в субботу и обещал прийти вчера, но не пришел. Я жду его в любую минуту.

Я прошел в гостиную, заставленную столиками, где красивая молодая дама по имени Вера Александровна, к моему удивлению, подала мне маленькие аппетитные пирожные, которые сделали бы честь любому западному чаепитию. Комната была пуста, когда я пришел, но позднее явилось еще человек шесть, все явно буржуазного вида, одни располагающей наружности, другие не очень. Несколько молодых мужчин походили на бывших офицеров сомнительного типа. Они громко смеялись, шумно переговаривались и, похоже, не жалели денег, так как цена на деликатесы была заоблачная. Это кафе, как я узнал позднее, было местом встречи заговорщиков, которые, по слухам, получали деньги на контрреволюционные цели от представителей союзников.

Вера Александровна подошла к столику в углу, за которым в одиночестве сидел я.

— Должна извиниться перед вами, — сказала она, ставя чашку на столик, — что не подаю вам шоколаду. Шоколад у нас кончился на прошлой неделе. Это лучшее, что я могу для вас сделать. Смесь какао и кофе — мое изобретение в эти трудные времена.

Я попробовал и нашел напиток весьма приятным на вкус.

Вера Александровна была очаровательной девушкой лет двадцати, и из-за своего мужиковатого наряда и вообще внешнего вида я чувствовал себя не в своей тарелке в ее обществе. Я мучительно осознавал, что привлекаю к себе внимание, и извинился за свою наружность.

— Не оправдывайтесь, — ответила Вера Александровна, — у нас у всех теперь потрепанный вид. — (Однако сама она была весьма элегантна.) — Николай Николаевич предупредил меня о вашем приходе и что вы его друг… но я не буду вас расспрашивать. Можете чувствовать себя у нас в полной безопасности и как дома, никто вас и не заметит.

Но я видел, что четверо громкоголосых молодых офицеров за соседним столиком не сводили с меня глаз.

— Я и не ожидал встретить таких роскошеств в голодном Петрограде, — сказал я Вере Александровне. — Разрешите полюбопытствовать, как вам удается держать свое кафе?

— О да, справляться все труднее, — пожаловалась Вера Александровна. — У нас две служанки, которых мы дважды в неделю посылаем по деревням за мукой и молоком, а сахар покупаем на еврейском рынке. Но становится все тяжелее. Неизвестно, сколько мы еще сумеем продержаться. К тому же нас ведь тоже могут раскрыть. Уже два раза приходили красные и спрашивали, не живут ли в этом доме подозрительные лица, но швейцар отделался от них, потому что мы снабжаем его мукой.

Вера Александровна встала, чтобы встретить других гостей. Мне стало не по себе под пристальными взглядами некоторых из присутствовавших.

— Ах, ma chère [12] Моя дорогая ( фр. ). Вера Александровна! — воскликнул только что вошедший толстяк в очках и демонстративно поцеловал ей руку. — А вот и мы! Ну, нашим краснопузым уже недолго осталось, уж вы мне поверьте. Последняя новость — они собираются проводить мобилизацию. Мобилизацию, только подумайте! Да их чуть-чуть толкнуть снаружи, и пуф! — лопнут, как мыльный пузырь!

Сразу же после этого один из четверки за соседним столиком встал и подошел ко мне. Он был высок и худощав, с ввалившимися глазами и черными усами, волосы его были зачесаны наверх. Губы кривились в странной ухмылке.

— Добрый день, — сказал он. — Позвольте представиться: капитан Зоринский. Вы ждете Мельникова, не так ли? Мы с ним приятели.

Я пожал руку Зоринского, но никак не показал, что хочу продолжения беседы. Почему Мельников не предупредил меня об этом «приятеле»? Может, этот Зоринский просто догадался, что я жду Мельникова, или Вера Александровна рассказала ему — Вера Александровна, уверявшая меня, что никто меня и не заметит?

— Мельников вчера не приходил, — продолжал Зоринский, — но если я могу для вас хоть что-нибудь сделать, буду рад.

Я поклонился, и он вернулся за свой стол. Поскольку уже было шесть часов, я решил не сидеть дольше в этом кафе. Тамошняя атмосфера наполняла меня смутными, но дурными предчувствиями.

— Жаль, что вы разминулись с Николаем Николаевичем, — сказала Вера Александровна, когда мы прощались. — Вы завтра придете?

Я сказал, что приду, твердо решив не приходить.

— Приходите в любое время, — сказала Вера Александровна с милой улыбкой, — и помните, — добавила она негромко ободряющим тоном, — здесь вы в полной безопасности.

Найдется ли на свете кто-то очаровательнее Веры Александровны? Происхождение, образование и утонченность сквозили в каждом ее жесте. Но что до ее кафе, то оно наводило на меня ощущение грядущей беды, и ничто не убедило бы меня вновь войти в его дверь.

Я решил поискать приюта на квартире Ивана Сергеевича, друга Мельникова, который провожал меня в Выборге. Улицы уже погрузились в сумерки, когда я вышел из кафе. Фонари горели через большие промежутки. А что, если, размышлял я, у Ивана Сергеевича я тоже никого не найду? Где мне найти убежище на ночь — на крыльце какого-то дома, в саду, в сарае? Может, какой-нибудь из соборов, скажем, Казанский, будет еще открыт? Ах, вот и он, Казанский собор, и сбоку от него свалка! Я подошел и заглянул внутрь. Доски и мусор. Да, решил я, это прекрасно подойдет!