Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Первым делом после вокзала я увидел старика, он стоял лицом к стене, опираясь на водосточную трубу. Проходя мимо, я услышал, что он плачет, и остановился поговорить с ним.

— Что случилось, отец? — сказал я.

— Я замерз и хочу есть, — простонал он, не поднимая глаз и все так же прислоняясь к трубе. — Я три дня ничего не ел.

Я сунул ему в руку двадцатирублевый банкнот.

— Вот, возьмите, — сказал я.

Он взял деньги, но озадаченно взглянул на меня.

— Спасибо, — пробормотал он, — но на что мне деньги? Где мне взять хлеб?

Тогда я дал ему кусок своего и пошел дальше.

На улицах было людно и оживленно, хотя были только пешие прохожие. На мостовой лежали кучи грязи и мусора. Через улицу от дома к дому были развешаны оборванные и выцветшие красные флаги с надписями, из которых следовало, что их вывесили несколькими неделями раньше в честь годовщины большевистского переворота. Иногда попадались небольшие группы людей, очевидно, образованного класса, дамы и пожилые господа в поношенной одежде, которые расчищали ранний снег и слякоть под присмотром рабочего, который, словно надсмотрщик, стоял на месте и ничего не делал.

Перейдя Литейный мост по пути в город, я, по обыкновению, остановился полюбоваться чудесным видом на Неву. Ни в одной европейской столице нет столь прекрасной водной глади, как в этом городе Петра Великого. Вдали на горизонте над угрюмой крепостью возвышался стройный золоченый шпиль Петропавловского собора. По привычке я задумался, кто сейчас заточен в этой мрачной тюрьме. Много лет назад, до революции, я стоял и смотрел на Петропавловку, как в народе зовут крепость, думая о тех, кто томится в подземных казематах, мечтая о свободе для русского народа.

В первую очередь я направился в дом одного английского джентльмена, которого я буду звать мистером Маршем. Марш был известным в Петрограде коммерсантом. Я не знал его лично, но он был другом капитана Кромби и еще недавно находился на свободе. Он жил на набережной Фонтанки, длинного, извилистого рукава Невы, протекающего через центр города. Мельников был знаком с Маршем и обещал предупредить его о моем приезде. Я нашел нужный дом и, убедившись, что улица безлюдна и за мной не следят, вошел. В вестибюле я столкнулся с человеком, то ли привратником, то ли нет — этого я сказать не мог. Но я сразу понял, что этот человек не расположен к дружескому общению. Он впустил меня, закрыл за мной дверь и тут же встал перед ней.

— Вы к кому? — спросил он.

— К мистеру Маршу, — сказал я. — Вы не могли бы сказать мне номер его квартиры?

Я прекрасно знал номер, но видел по лицу человека, что чем меньше я знаю о Марше, тем лучше для меня.

— Марш арестован, — ответил человек, — а квартира его опечатана. Вы с ним знакомы?

Черт побери, подумал я, сейчас меня тоже арестуют, чтобы дознаться, зачем я сюда пришел! На миг у меня мелькнула мысль сунуть ему под нос мое состряпанное удостоверение и выдать себя за агента ЧК, но в таком случае мне полагалось бы знать об аресте Марша и все равно пришлось бы как-то объяснять причину своего прихода. Нет, так не годится. Я наскоро придумал благовидный предлог.

— Нет, я его не знаю, — ответил я. — В жизни с ним не встречался. Меня прислали отдать ему этот сверток. — Я показал пакет с моим багажом из носков, сухарей и платков. — Он пару дней назад оставил это в доме на Александровском. Я там служу в конторе. Отнесу назад.

Человек пристально смотрел меня.

— Так вы не знаете мистера Марша? — снова спросил он, медленно выговаривая слова.

— В жизни его не видел, — с выражением повторил я, придвигаясь к двери.

— Только лучше вам оставить посылку, — сказал он.

— Да-да, разумеется, — с готовностью согласился я, в то же время боясь, как бы мое облегчение от того, что все так мирно закончилось, не было слишком заметным.

Я передал ему сверток.

— Доброго дня, — любезно сказал я. — Я передам, что мистер Марш арестован.

Человек отошел от двери, все так же пристально глядя на меня, пока я выходил на улицу.

Взвинченный своей неудачей, я направился к больнице, где надеялся найти Мельникова. Упомянутая больница находилась в самом конце Каменноостровского проспекта, в части города, называемой Острова, так как она образована дельтой Невы. От дома Марша до нее было добрых четыре мили [9] Более 6 км. . Я хотел было сесть на трамвай, но их ходило очень мало, и в них набивалось столько народу, что невозможно было пролезть. Люди гроздьями висели на подножках и даже на буферах. Итак, невзирая на усталость после ночного приключения, я отправился в путь пешком.

Мельников, по всей видимости, приходился родственником одному из врачей этой больницы, но там я его не нашел. Старушка в домике сказала, что он заходил как-то ночью и с тех пор не возвращался. Я уже начал думать, не случилось ли какой-то беды, хотя, несомненно, у него должно было быть еще несколько мест для ночевки, кроме этого. Оставалось только дождаться полудня и пойти в то подпольное кафе, о котором он мне говорил.

Я медленно вернулся в город тем же путем. Вокруг царила разруха. Тут и там на проезжей части валялись дохлые лошади. Бедных коняг насмерть забили плетьми, выжимая из них последнюю искру жизни и труда, а потом бросили лежать там же, где они пали, потому что у дам, которых заставляли подметать улицы, не хватало физических сил убрать лошадиные трупы. Каждая улица, каждый дом, магазин, крыльцо напоминали мне о былых днях, которые, как я теперь с болью осознал, прошли навечно. Несколько магазинов было еще открыто, особенно где продавали музыку, книги и цветы, но, чтобы купить что-либо, кроме пропагандистской литературы, которая лежала в изобилии и стоила дешево, и баснословно дорогих цветов, требовалось разрешение советских органов. Разносчики с тележками торговали подержанными книгами, явно из личных библиотек, а кое-где крохотные подвальные лавчонки, стыдливо выглядывающие из-под тротуара, скрывали в полумраке неаппетитную выставку гниющих овощей и фруктов и остатки запасов печенья и консервов. Но все мучительно говорило об усиливающемся голоде и нарастающем застое нормальной жизни.

Я остановился, чтобы прочитать разномастные объявления и рекламные плакаты на стенах. В одних говорилось о мобилизации в Красную армию, в других — о принудительных работах для буржуазии, но большинство касалось раздачи продуктов. Я купил лежалые яблоки и печенье, которому было уже несколько лет. Еще я скупил все газеты и несколько брошюр Ленина, Зиновьева и других. Заметив извозчика с лошадью, которая еще держалась на ногах, я сел в его повозку и поехал на Финляндский вокзал, где утром по прибытии видел буфет. На прилавке была выставлена еда, главным образом селедка на микроскопических кусочках черного хлеба, но смотрелась она еще менее аппетитно, чем мое печенье, поэтому я просто сел передохнуть, выпил некрепкую жидкость, заменявшую чай, и прочел советские газеты.