Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Все эти ресурсы давали Флинну большое преимущество при наблюдении за Морелло. Когда шеф обнаружил, что банда начала собираться в помещении оптового магазина Люпо, он снял комнату в доме через дорогу. Он также организовал вскрытие и чтение почты, которую доставляли в местный почтовый ящик. Его агенты следовали за Морелло и его людьми, когда те покидали Нью-Йорк, иногда сопровождая свои объекты до Нового Орлеана. Долгие месяцы неослабной детективной работы – часы, проведенные на улицах за наблюдением, и недели, потраченные на сведение воедино всей имевшейся информации о передвижениях банды, ее действиях и контактах, – обеспечивали Флинну точное представление о том, где Морелло находится и что делает.

Когда Мафия сделает свой ход, он будет готов.

Тело, привезенное в бруклинский морг, представляло собой немногим более чем пакеты с мясом. Руки и ноги были свалены грудой на одном конце стола, тщательно распиленные в сочленениях и все еще сохранявшие остатки костюма. Туловище и голова лежали на другой стороне. Горло было перерезано, и торс «почти полностью обескровлен», по мрачному выражению судебно-медицинского эксперта. Лицо было настолько изрезано опасной бритвой, что даже не походило на человеческое. Даже Антонио Вакрис, пятнадцать лет прослуживший в полиции Нью-Йорка, никогда до этого не видел столь ужасающих увечий.

Впрочем, характер самих ранений казался знакомым. Нос, губы и язык мертвеца были грубо отрезаны, и все они отсутствовали, что говорило о наказании, обычно применяемом к предателям. Остальные увечья – перерезанное горло и расчленение – служили предупреждением для тех, кто вдруг решился бы поступить подобным образом. Это объясняло, почему тело было выброшено там, где могло быть найдено: упаковано в два свертка из промасленной ткани и брошено на свалке в Пигтауне, запущенном районе Бруклина, населенном в основном итальянцами.

Жертва была молодой и сильной, среднего роста, но одета бедно, без признаков достатка. Присвоение останкам имени обычно было затяжным делом, но когда Вакрис запустил пальцы в карман пиджака, они нащупали конверт, в котором был сложенный лист бумаги. Это было письмо, носившее следы поставленного двумя неделями ранее почтового штемпеля Карини, что на Сицилии, и адресованное неким Антонио Маркиани его сыну Сальваторе в Нью-Йорке. Развернув бумагу, Вакрис прочитал каракули на сицилийском: «Я слышал от нескольких людей, которые вернулись из Америки, что ты постоянно находишься в компании плохих людей из Палермо, – писал старший Маркиани. – Твои отец и мать выражают свою волю, чтобы ты отдалился от них, потому что ни к чему хорошему это не приведет. Если у тебя нет денег, чтобы вернуться, мы вышлем их тебе. Неважно, насколько ты беден. Приезжай домой».

Вакрис положил письмо обратно в конверт. Разделанные останки, лежавшие перед ним, обрели имя. Было очевидно, что Сальваторе Маркиани не успел прислушаться к предупреждению отца. Его мастерски расчлененное тело служило самым очевидным доказательством того, что его смерти хотел кто-то могущественный и мстительный.

Маркиани на момент его смерти в феврале 1908 года было всего двадцать два года, но, как выяснила полиция Бруклина в течение следующих нескольких дней, его прошлое заслуживало интереса. Он прожил в Соединенных Штатах три года, но часто приезжал на Сицилию. У него имелись обширные криминальные связи. В Палермо и окрестностях многие считали, что он являлся членом Мафии. Еще более интригующим обстоятельством стало то, что молодой человек был связан с Джузеппе Фонтаной – мафиозо, которого судили за убийство бывшего главы правления Банка Сицилии, – и с Джозефом Фанаро, рыжебородым человеком из Палермо, который был арестован, как и десяток других, во время следствия по делу о бочковом убийстве. Свою последнюю ночь он провел за игрой в карты с Фанаро. Насколько было известно полиции, Фанаро оказался последним, кто видел убитого живым.

Как выяснил Джо Петрозино, и Фонтана, и Фанаро были связаны с семьей Морелло. Что бы ни сделал Маркиани, чтобы навлечь на себя смерть, – а бруклинская полиция имела несколько предположений на этот счет, – сомнений относительно того, кто это сделал, не оставалось. Все улики указывали на то, что убийство – дело рук Морелло.

Обвинений в связи с убийством в Пигтауненикому предъявлено не было за отсутствием свидетелей и убедительных доказательств, которые обосновали бы подозрения Петрозино. Если тело на бруклинской свалке что-то и доказывало, так лишь то, насколько неумолимо мафиозная семья Морелло укрепляла свои силы в течение тех лет, которые прошли между бочковым убийством и этим новым случаем. В 1903 году власть Морелло простиралась не далее чем на несколько кварталов Маленькой Италии. К февралю 1908 года, когда убили Маркиани, она распространялась на пять районов Нью-Йорка и проникла даже в отдаленный край южного Бруклина, где было обнаружено тело.

Эта власть имела действие только в итальянских районах города. Но даже в тесных пределах Маленькой Италии продолжали существовать конкурирующие банды. Они варьировались от маленьких групп вымогателей-любителей до нашумевшей банды «Пять углов», возглавляемой Полом Келли (итальянцем, взявшим ирландское имя), которая в свои лучшие времена насчитывала, как утверждалось, тысячу двести человек. К 1903 году разросшиеся, но недисциплинированные банды, такие как «Пять углов», начали уступать свои позиции более сплоченным, не столь крупным и гораздо более высокоорганизованным группировкам преступников, и на то были причины. Лидер «Пяти углов» знал толк в своем деле – но, кроме него, способных людей в банде практически не было. Ее сила заключалась в неразличимой массе туго соображавших, необразованных, жестоких уличных громил, доходы которых были мизерными для их численности и практически полностью состояли из добытого в грабежах и мелких кражах. В отличие от них, семья Морелло была более дисциплинирована, более беспощадна и делала деньги куда эффективнее на своих гораздо более дерзких преступлениях. Мафия затмила «Пять углов» к 1905 году, когда Келли со своей стремительно распадавшейся бандой был вынужден бежать на север, в Гарлем, и искать защиты у Морелло. Клешня принял гангстера на 116-й Ист-стрит и сдал ему квартиру в доме, которым владела семья Морелло.

Залогом эффективности семьи Морелло были ее руководство и дисциплина. Морелло был непререкаемым главой банды, его приказы выполнялись беспрекословно, а Люпо стал его успешным заместителем. Их власть зиждилась на готовности убивать. Многие годы полиция приписывала Морелло длинный список убийств, начиная, по мнению Петрозино, со смерти Майера Вайсбарда, торговца ювелирными изделиями, чье тело было обнаружено в январе 1901 года в доках Нью-Йорка втиснутым в чемодан. Зубы Вайсбарда были выбиты, а горло перерезано – видимо, за бесстыдное требование платы со своих итальянских клиентов, поскольку вместе с ним в пропитанном кровью чемодане были найдены непроданные товары на сумму триста долларов. Годом позже похожий лютый конец встретил итальянский банкир Луис Троя, считавшийся самым богатым человеком в Гарлеме: он был забит до смерти в здании своей фирмы. Полный список смертей насчитывал гораздо больше имен. Люпо и Морелло не были единственными членами Мафии, прибегавшими к такому средству, как убийство, – по крайней мере, с точки зрения Петрозино. Винченцо Терранова, старший из сводных братьев Клешни, проходил как главный подозреваемый в деле об убийстве «Алмазного Сэма» Сики, парикмахера и игрока, застреленного на улице в Гарлеме в начале 1908 года. Ник и Чиро Терранова не брезговали убийствами женщин. Так, они замышляли задушить бывшую подружку еще одного гангстера, когда обнаружилось, что она узнала подробности некоего убийства, осуществленного семьей Морелло.