Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Даже со скромным заработком Катрины деньги оставались проблемой, а найти работу было по-прежнему невозможно. Шанс представился неожиданно, на собрании «Сынов Италии», состоявшемся 5 ноября 1908 года, в виде высокого рыжеволосого незнакомца, который отвел Комито в сторону, когда тот собирался домой. Во время прогулки по улице незнакомец сделал предложение, которое казалось – тогда в большей степени, нежели по прошествии времени, – слишком хорошим, чтобы быть правдой. «В Нью-Йорке работы не найти, – констатировал мужчина на итальянском языке с сицилийским акцентом. – Вам нужно ехать в Филадельфию. Там у меня есть друзья, которые сделают вас хозяином собственной типографии. Вам будут платить двадцать долларов в неделю за необременительную работу. Поезжайте в Филадельфию, и вашим заботам придет конец».

Комито никогда не делал тайны из своей профессии – о том, что он был печатником, знали все «Сыны Италии», – поэтому он не был особенно удивлен, что человек, которого он доселе не встречал, знает о нем так много. Мелькнувшей перед ним возможности получить постоянную работу с приличной зарплатой было достаточно, чтобы он не заметил двух предупреждающих знаков. Рыжеволосый, как он вспоминал позже, пристально смотрел, «ища в моих глазах что-то, чего он ожидал, но не видел», и «часто говорил так, будто был на грани того, чтобы сказать больше… [и] как только он явно собирался это сказать, тут же сдерживался и отстраненно улыбался с безразличным видом». Тогда все это не имело значения, и хотя у Комито было весьма смутное представление о том, где находится Филадельфия, он даже не удосужился спросить у нового знакомого, как того звали. «По правде говоря, в целом я счел его хорошим человеком», – писал он. Комито с готовностью согласился встретиться снова через несколько дней, чтобы познакомиться с товарищами сицилийца. Его беспокоило только то, что у него недостанет опыта обращения с незнакомым оборудованием и вследствие этого он может потерять шанс на хорошую работу.

Друзья и семья Комито взывали к осторожности. Дядя предупредил его о Черной руке и призвал племянника «быть осторожным, чтобы не нажить плохих привычек или друзей. Он сказал, что любезные незнакомцы могут расставить ловушки на мою погибель и что я всегда должен быть начеку». Катрина недвусмысленно заметила, что у них нет денег на поездку в Филадельфию. Однако она все же позволила убедить себя, и двумя днями позже в десять часов пасмурного воскресного утра на пороге материализовался, как и обещал, новый знакомый Комито. За ним маячил второй незнакомец – поменьше ростом, помощнее и повнушительнее. Лицо этого человека с редеющими волосами, покрытое морщинами, перечеркивала прямая, как лезвие бритвы, линия рта, уголки которого были загнуты вниз. Выглядел он лет на сорок. «Мистер Комито, – произнес человек из “Сынов Италии”. – Представляю вам моего друга, джентльмена, о котором я говорил, хозяина типографии в Филадельфии. Его зовут Антонио Чекала».

Комито ничего не знални о Джузеппе Морелло, ни о том, что Клешня решил снова начать подделывать деньги, ни о том, что семье Морелло было необходимо найти сведущего итальянского печатника для выполнения этой работы, ни об особом опыте Антонио Чекалы в области мошенничества со страхованием – ничего о Мафии, если верить его словам. Но он чувствовал, что с Чекалой опасно иметь дело. Невысокий сицилиец был свиреп с виду и саркастичен, а его зубы – желтые и покрытые пятнами – превращали улыбку в злобную ухмылку. Кроме того, он был склонен к приступам необузданной ярости, как обнаружил Комито во время их поездки по городу, в которую они пустились, чтобы купить подержанный печатный станок с ножным приводом: тогда у Чекалы с продавцом дело дошло до драки. После этого они зашли в фотомастерскую в тени Бруклинского моста, где Чекала купил фотоаппарат и реактивы. Когда Комито задал вопрос, зачем нужна камера, его спутник отмахнулся от вопроса, сердито дернув плечом. На вопрос о типографии в Филадельфии он ответил не менее уклончиво. Главной заботой Чекалы было вывезти Комито как можно скорее и убедиться, что Катрина уедет вместе с ним. Услышав об этом, Катрина стала нервничать и говорить Комито, что «здесь что-то нечисто, все не так, как они говорят». Тем не менее предвкушение стабильного заработка и склонность принимать желаемое за действительное заставили его закрыть глаза на ее подозрения.

На следующее утро, 11 ноября, Чекала снова появился в десять утра с двумя сопровождающими. Первого он представил как Ника Сильвестра. Это был худощавый американец итальянского происхождения, почти мальчишка, в чьи задачи входило паковать вещи и грузить их на повозку. Второй, как выразился Чекала, был его «крестным отцом» – мужчина за тридцать по имени Сальваторе Чина. Более высокий и более худой, лысеющий и небрежно одетый, с сокрушительным рукопожатием и сильным сицилийским акцентом, Чина, как объяснял Чекала, «очень богат, имеет собственный бизнес в Филадельфии». Заметив оценивающий взгляд печатника, он добавил: «Не думайте, что его бедная одежда говорит о его достатке. Быть одним из нас – его выбор».

Комито показалось странным это замечание.

– Что значит быть одним из нас? – спросил он.

– Может быть, когда-нибудь вы это узнаете, – отвечал Чекала. – Как мы можем быть уверены, что вам нужно узнать это именно сейчас? Вам нужно подождать, пока нас все не устроит.

С этими словами он и Чина забрались в груженую повозку. Они помогли взобраться в нее Комито и Катрине и, с Ником Сильвестром на козлах, отбыли в направлении нью-йоркских доков.

«Это был странный ответ на естественный вопрос, – размышлял печатник…

…и я не стал заострять на нем внимание. Но я старался внимательно смотреть и слушать, что скажет [Чина]. Я сразу понял, что он был из низшего сословия и крайне необразован. Это был первый раз, когда произошло нечто такое, что заставило меня подумать, что Катрина была права, утверждая: “Все не так, как они говорят”».

Теперь, когда у Комито пробудились подозрения, и вправду было о чем беспокоиться. Он отметил, что маркировка на багаже гласила не «Филадельфия», а «Хайленд, штат Нью-Йорк». Данную нестыковку Чекала отмел сразу, объяснив, что это просто остановка на их пути. Кроме того, Комито и Катрину ни разу не оставили наедине друг с другом надолго, и они не имели возможности поговорить. Когда все садились на паром, отправлявшийся вверх по Гудзону, стало ясно, что путешествовать придется ночью.

– Во сколько мы будем в Филадельфии? – спросил я, по-прежнему недовольный поворотом, который принимало дело, и его уклончивыми ответами.

– Сегодня вечером, около восьми часов, – ответил [Чекала] и посмотрел мне прямо в глаза.