Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Первые полицейские, прибывшие на место преступления, сразу предположили, что мертвец – Антонио Комито. Детективы поспешили на поиски братьев Терранова и допросили нескольких членов их банды. Вскоре после этого объявился Комито, целый и невредимый, но в Департаменте полиции Нью-Йорка продолжали считать, что убитый, личность которого так и не установили, был осведомителем Мафии, и Флинн решил, что будет не лишено смысла увезти своего свидетеля с Манхэттена. Через несколько дней Комито оказался на конспиративной квартире недалеко от мексиканской границы. Когда он вернулся в Нью-Йорк через год, ему оставалось только забрать 150 долларов из фондов Секретной службы для оплаты билета на пароход до дома. Флинн волновался за печатника настолько, что был готов одолжить тому револьвер на время его краткого пребывания в городе, но Комито благоразумно держался подальше от мест, где он мог наткнуться на старых знакомых, и отплыл через две недели, 1 июля 1911 года. Позднее до Флинна время от времени доходили новости о том, что он перебрался в Южную Америку, где Мафия не имела влияния, и стал успешным бизнесменом. Взял ли он с собой Катрину Паскуццо, воссоединился ли когда-либо со своей женой – осталось неизвестным.

С отклонением апелляциии отказом от плана побега приговоры Люпо и Морелло предстали перед ними в реальном свете, доконав их обоих. Они стали замкнутыми и подавленными. Неодобрительные комментарии в их тюремных досье, где отмечалось, что они смеялись и шутили с другими членами банды, после 1911 года сменяются тревожной перепиской с их семьями.

Морелло, как отметила его преданная жена Лина в письме Мойеру, «отбывал 25 незаслуженных лет» и был «лишен покоя, потому что похоронен заживо». Босс страдал от несварения желудка и проблем с сердцем, набрал почти тридцать фунтов [87] Тридцать фунтов – 13,6 кг. – Примеч. пер. и все больше злился – вначале на то, что семья не могла обеспечить поток хороших новостей, который поддерживал бы его дух, а затем на то, что их усилия не принесли результатов. «Вы заблуждаетесь, – писал он жене в одном письме, – и причиняете вред моему здоровью, потому что я все время беспокоюсь… Только мне известно, как сильно я страдаю». Он регулярно жаловался на отсутствие писем от родственников и детей.

Между тем Лине жилось не легче, чем ее мужу. Лишившись денег Мафии, она и жена Люпо, Сальватриче, были вынуждены устроиться на работу на предприятие по производству перьевых подушек и перин на 105-й улице, которая приносила так мало дохода, что им пришлось нанести визит их заклятому врагу Флинну. Они умоляли его вернуть те залоговые квитанции, что были найдены в карманах Морелло при аресте. Три брата Терранова из сострадания предоставили Лине пособие в размере 4,5 доллара в неделю и, без сомнения, сделали аналогичный вклад в семейный бюджет Люпо, но с пятью детьми на руках женщины все равно балансировали на грани выживания. В 1916 году Секретная служба заподозрила, что в попытках свести концы с концами обе женщины во время своих ежедневных походов по магазинам сбывали поддельные серебряные монеты [88] В то время в ходу были «серебряные доллары» – монеты номиналом 1 доллар. По всей видимости, банда Морелло занималась подделкой не только банкнот. – Примеч. пер. при участии авт. .

Неудивительно, что, живя в столь стесненных обстоятельствах, жена Морелло была удручена его мрачностью. «Послушай, Джузеппе, – писала она в начале июля 1915 года, – я начинаю убеждаться, что тебе до меня нет дела, потому что я вижу, что ты не такой, каким был раньше». Лина надеялась, что вина за это лежит не на ее муже, а на человеке, который пишет за него письма: «Возможно, он не может хорошо объяснить, я ведь вижу, что письма, которые получают другие жены, отличаются от моих». Однако в этом ее постигло разочарование. То, что гнев Морелло был неподдельным, стало очевидно, когда он набросал резкое письмо своему брату Нику, в котором критиковал неудачи всех членов своей семьи по очереди. Эту переписку показали Лине, и она бойко ответила:

По прочтении твоего письма я пребываю в удивлении, особенно из-за того, что ты пытаешься забыть о семье. Мои чувства задеты, ты поступаешь неблагодарно.

Я проливала слезы два дня, думая о твоем несправедливом обращении. Я думала перестать писать тебе, потому что мои письма беспокоят тебя. Поразмыслив, я решила черкнуть тебе эти несколько строк и спросить, есть ли тебе до меня дело и продолжать ли мне писать.

Морелло, должно быть, поспешил извиниться, потому что письма его жены вернулись к своему обычному нежному тону. Он снова был «моим всегда обожаемым Джузеппе», и ее письма заканчивались фразой «множество поцелуев от всего сердца, а также от наших детей». И все же утешения, которое босс черпал в письмах, было недостаточно, чтобы сделать его заточение сколько-нибудь сносным. Досрочное освобождение – вот чего жаждали он и его люди, и поскольку апелляция была отклонена, члены банды были готовы на все, чтобы его добиться.

Один за другим они начали искать подход к Уильяму Флинну. Пришла пора поговорить.

Для Флинна, которыйдолгое время был раздосадован молчанием мафиози, наступило счастливое время. Он предвидел его, сделав предсказание Джону Уилки в тот день, когда были оглашены приговоры, что люди Морелло начнут раскрывать информацию, как только их положение покажется безнадежным. И оказался прав, испытав от этого чувство глубокого удовлетворения.

К удивлению всех, кроме Флинна, Морелло «раскололся» первым. В январе 1911 года, когда его апелляция еще только готовилась, Клешня предложил выступить с заявлением. «Это была привилегия короля», – пояснил Флинн, имея в виду возможность по мере надобности игнорировать клятву молчания, которое он и его последователи обязались хранить всю жизнь.

Целью Морелло было обменять информацию на свободу, и у него имелось четкое представление о том, что хотели знать власти. «В течение нескольких недель, – писал репортер из The New York Times , – в кафе и ресторанах итальянских кварталов ходила история о том, что в обмен на свою свободу Морелло был готов назвать имена убийц лейтенанта Петрозино». Вызванный в исправительное учреждение адвокат из Атланты записал показания босса, но содержание его признания так и не было предано огласке. Когда заявление перевели на итальянский, чтобы босс мог его прочитать, Морелло, по-видимому, испугался и категорически отказался подписывать его. По словам как минимум двух журналистов, неподписанный документ называл убийцей Петрозино Карло Костантино, а отказ Клешни объяснялся тем, что другие мафиози в Нью-Йорке стали угрожать членам его семьи.