Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Коронавирусную историю/истерию с самого её начала модно было сравнивать с войной. Это сравнение приносило очки политикам — даже посетив простую столичную больницу, они могли сказать, что побывали на передовой. Пиарщики правительств вцепились в красивый лозунг: была война с террором, а теперь вот идет с коронавирусом. Каждый день с пометкой «молния» публиковались фронтовые сводки с числом погибших и заразившихся, они перебивали все остальные новости. О других проблемах можно было забыть: страны нужно спасать от самой страшной беды со времен метеорита, уничтожившего динозавров, и настал тяжелый час, когда все мы должны проявлять единство и солидарность с властью, ведь коней на переправе не меняют, не так ли?

Правителей нельзя было обвинить в сгущении красок: действительно, экономический ущерб от всеобщей остановки был колоссальным.

То, что оставалось к тому времени от демократии, испустило дух практически сразу, и интересно не то, что это случилось так быстро, а то, что этого никто не заметил. Нет, партии продолжили работать, парламенты — заседать, комиссии — собираться, правозащитники — публиковать отчеты и даже сообщать о своей вечной обеспокоенности, но всем уже стало понятно, что всё это лишь фасад, за которым пустота. Ткни — и развалится.

Война с террором, объявленная сильными людьми 11 сентября 2001 года, была для демократии первым звоночком: по всему миру усилили полномочия спецслужб, в аэропортах стали раздевать и разувать, а когда волна терактов схлынула и даже Усаму нашли и убили, нигде новые правила не отменили. Фильмы XX века типа The Parallax View, где герой Уоррена Битти без всякого досмотра садится в салон самолета и покупает там у бортпроводницы билет, смотрятся как утопии. В ходе войны с коронавирусом досматривают всех и везде, демократия превратилась в отвлеченное понятие, конституцию можно помещать в музей рядом с ассирийской клинописью.

Войной, холодной или горячей, мы привыкли считать конфликт между странами, в котором так или иначе есть насилие и нарушается международное право. Конфликт этот может быть острым или не очень, но положение это ненормальное и не может длится долго. Есть конфликты между группами людей — экономические войны, война полов, война поколений, война классов, наконец, гражданская война. Люди, как мы видим, вообще очень воинственный вид. Есть культурные войны, когда воюют с абстрактными понятиями, правда, бывает, с человеческими жертвами. Есть войны с наркотиками, с преступностью, с раком, с бедностью…

Есть, наконец, старая добрая война добра со злом, где линия фронта проходит внутри каждого.

Насколько похожа на все эти войны нынешняя история? Насколько уникальна?

С самого начала исторической истерии многие комментаторы не без облегчения говорили, что это не «война с», а «война вместо»: то есть она выступает заменой некоей «настоящей» войны, возможно, третьей мировой. Что, дескать, мировая война позволит обнулить все долги, прежде всего долг Федерального резерва, а мировые элиты стали человеколюбивыми и не хотят в этот раз губить слишком много народу. Хотя и не против население подсократить — поэтому-де и запустили коронавирус.

История довольно связная, хотя я не слышал в этой связи внятных объяснений, зачем вообще нужна такая война, если можно решить проблему обнуления долгов гораздо проще: обнулив долги. Что, собственно, вот-вот и произойдет. Долги выплачивать просто не будут, а непонятливым объяснят. При помощи крылатых ракет, если потребуется.

Но война, конечно же, есть, война уже началась, хотя она и не объявлена, и то, что мы видим сейчас, лишь первые раскаты ее вполне инфернальных орудий.

И всё же, о какой войне речь, за какие цели она ведется? Кто ее участники — войско, солдаты, бенефициары? Вообще, кто с кем воюет? Где проходит линия фронта, и есть ли она вообще?

Необъявленная война, которая началась в марте 2020 года — это старая добрая ресурсная война. Такие войны велись на протяжении всей истории человечества, но с появлением капитализма в Новое время стали особенно ожесточенными. Войны за минералы, за редкоземельные металлы, за лес, алмазы, золото, за доступ к воде, и особенно за нефть — под знаком этих войн, собственно, прошел весь XX век, и некоторые из них спокойно переместились в чудесный век параллельных вселенных и дополненной реальности — век XXI.

Обычно ресурсные войны ведутся в бедных странах со слабыми правительствами, с продажными лидерами, которых можно купить если не за бусы, то за апартаменты в Нью-Йорке возле Центрального парка. Что транснациональные корпорации со штаб-квартирами где-нибудь в Цюрихе или Лондоне и делают. Такие войны, например, постоянно идут в Конго, где та часть доходов, которая достается туземцам от продажи ресурсов, идет на покупку оружия, и доллары на крови в итоге всегда возвращаются. Корпорации покупают обе стороны конфликта и стараются сделать так, чтобы ни одна из них особенно не слабела.

Сегодня, однако, люди стали самым выгодным ресурсом, и то, что мы наблюдаем — это первая война за новую нефть.

Большое отличие этой новой войны от старых заключается в том, что обналичить, использовать человеческий ресурс можно пока прежде всего в развитых странах — поэтому войну за контроль над этим ресурсом выгодно вести не в Африке, а прежде всего в Европе. Ну, и в России, которая является достаточно развитой для того, чтобы контроль над ней имел смысл.

«Удар войска подобен тому, как если бы ударили камнем по яйцу: это есть полнота и пустота», пишет Сунь Цзы в «Искусстве войны». Полнота в данном случае — это армия, которая собирается в кулак для победы над врагом, а пустота — это враг, то царство, которое нужно покорить.

Диспозиция такова. Царство в нашем случае — это даже не какая-то отдельная страна, а весь мир, вся наша нейронная цивилизация. Люди в ней — не атомы даже, а нейроны, со своими ядрами, дендритами и и аксонами, соединенные современными технологиями в нейронные сети. Естественные нейронные сети при помощи многоуровневых систем соединены с искусственными, так образуются гиперсети, передающие сигналы управления.

Реальность нашей цивилизации в ее нынешнем постмодернистском изводе — пустышка. Из нее успешно выкачан воздух культуры, когда-то общей для человечества, для отдельных стран, воздух, которым когда-то дышали люди и их сообщества — научное, художественное, литературное и так далее, воздух, посредством которого передавались мысли, идеи, понятия о правде и красоте. Когда-то не так давно люди еще не были нейронами, не были и атомами — были людьми. Но сегодня культура просчитана, выкачана, обработана, упакована и монетизирована — с высокой эффективностью. Новую реальность, в которой люди-нейроны соединены в единую сеть с компьютерами, строят гиперсети, которым нужно передавать сигналы как можно быстрее, со скоростью света, не тратя время и энергию на сопротивление плотного культурного пространства.