Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Тем, кто упрекнет меня в очеловечивании абстракций, скажу, что это старая как мир практика, которая дает очень много для понимания процессов, хотя, конечно, имеет смысл, когда мы понимаем её ограничения. Возможно, Цифровой Левиафан — это метафора, но тогда метафоры и такие понятия, как «город», «деревня», «народ», «государство», «общество». Ученые ведь пишут в своих академических монографиях «Англия решила действовать» или «Китай предпринял шаги», или «Россия уходит из Средней Азии», или «умный город», «деревня умирает» или даже «многонациональный народ Российской Федерации».

Более того, если подходить строго-физикалистски, не более чем метафорами являются и такие понятия как «подсознание», «квант», «мозг» и так далее. Ведь это не физические сущности, а абстракции!

Любое определение сложного понятия создает больше проблем, чем решает. Попробуйте собрать пять академиков и обсудить с ними, что такое «социализм», «капитализм», «кино», и даже «математика», «живое», «сознание», «искусственный интеллект» — и разговор вряд ли закончится полным согласием.

Поэтому мы будем говорить о Левиафане исходя из его проявлений, из того что он делает, и делает уже сегодня. Вся эта книга — наброски к описанию Левиафана через его историю, философию и действия. Сразу слышу насмешки узких технарей, которые на практике редко выходят за пределы своих компетенций, но любят рассуждать об эволюции и детерминизме. Их коридор мысли позволяет им иметь дело лишь с привычным, со знакомыми, выученными до автоматизма определениями, а иерархия, которая определяет их благосостояние и авторитет, давно не допускает критического отношения к чему бы то ни было, кроме того, на что показывают пальцем те, от кого зависит продвижение по служебной лестнице.

Экономнее всего будет оставить технарей в покое: не будем терять время на отстающих, пусть они продолжат разглядывать свой пупок. Мы, впрочем, поговорим о масштабном кризисе, охватившем сегодняшнюю науку, потому что это важно для понимания той легкости, с которой Левиафан захватил в том числе и научный мир. О том, как возникла сегодняшняя наука-как-услуга, и как Левиафан, оцифровав науку, непременно её уберизует, как любую услугу, например, такси или доставку еды. Мы поговорим о том, как случилось, что мир подпал под диктат монополий «большой цифры» — причем не только экономический диктат, но и идейный, ценностный. А где есть диктат — там и диктатура, которая вполне может быть оформлена в понятных массам формах государственного насилия и принуждения — хотя, на мой взгляд, будет стараться без этого обойтись.

Человечество создало диктатуру себе по мерке — эта диктатура будет, как говорили в советские времена, национальной по форме и интернациональной по содержанию. Она будет жесткая в странах, где привыкли в жесткости и мягкая там, где привыкли, чтобы правящие классы управляли в лайковых перчатках. Более того, костюм, а вернее сказать, смирительная рубашка, созданная Левиафаном, будет облегать фигуру каждого человека — в мире, где, впрочем, понятие «человек» уже объявлено устаревшим. Человек должен уйти — и он уходит, даже не выключив за собой свет.

Люди долго боролись с национальными государствами, и практически их победили. Государства уже не в упадке, а в реанимации, и даже ковидная встряска не сумела их оттуда вытащить. Но вместо ослабевших десятков государств люди создали себе одно — Цифрового Левиафана. Он не имеет формы, он находится в залах с рядами меланхолично мигающих серверов, расположенных в горах, он в контейнерах с запчастями и редкими металлами, что плывут в южных морях, он на шахтах Конго и Боливии, где добывают эти металлы, он на конвейерах Тайваня и в мозгах тысяч индийцев, глубоко обучающих машины, он в горячих ваннах южнокалифорнийского Эсалена и на полях для гольфа Новой Англии, он на ипподромах Гонконга и в дронах, доставляющих смертельный груз в Сирии.

Левиафан вездесущ и всезнающ, он живет одним моментом, одним ходом, но сумел сделать так, что в этом ритме живет весь мир. Мир совершает ход и готовится к следующему, оптимизируя всё, что можно оптимизировать, стараясь понравиться Левиафану. Он уже сейчас обволакивает общество, которое разучилось коллективно принимать решения и брать на себя ответственность за свое собственное управление.

В момент написания этой книги человек уже взломан, взломан и как отдельная личность и как множество таких личностей. С этим уже ничего не поделаешь — хотя можно сделать первый шаг к осознанию того, что происходит. Доведется ли людям сделать второй шаг, или Левиафан пресечет крамолу в зародыше через роевое сознание и выдачу санкций на человеческие поступки?

Как та рыба, которая не может осознать воду, в которой плавает, так и мы не осознаем Левиафана, в котором живем.

А между тем он уже изменил и общество, и человека, и продолжает менять их дальше.

Торжество сиюминутного во всех областях жизни уже переделывает людей. Лишенные рефлексии, хитрые, но недалекие, не имеющие представления о самоограничении, ответственности и риске, «взломанные люди» предпочитают разовые гешефты скучному и систематическому труду.

Эти изменения в поведении стали наглядны во время коронавируса, когда эгоистические гешефты стали процветать на всех уровнях, и стало очевидным, что понятие «солидарность» отмирает, если уже не отмерло.

Роевое сознание активно показало себя именно в 2020 году — хотя для большинства осталось незаметным. Новая роевая этика и мораль свелась к нескольким простым тезисам. Роевое, одобренное поведение хорошо, индивидуальное — плохо. Одобренное поведение — носить маски и соблюдать дистанцию. Хорошо не задавать лишних вопросов, еще лучше убеждать сомневающихся и позорить отщепенцев-диссидентов. Плохо ставить под сомнение то, что говорят власти.

Одним из итогов распространения роевого сознания стало резкое усиление цензуры, как на интернет-платформах, так и в государственной и социальной жизни. Именно в этот год, как никогда раньше, ведущие цифровые платформы Google, Facebook, Youtube, Twitter стали активно чистить контент, поднимая видимость определенных материалов и опуская другие, а то и закрывая под разными предлогами целые каналы.

Сиюминутность пришла и в мораль, и уничтожила её напрочь. Человек взломанный утратил её в погоне за эффективностью, в том числе своей повседневной жизни, и теперь единственным носителем морали является сам Левиафан, который начал осуществлять свое право через роевую санкцию. Ему ведь нужно как-то обеспечить бесперебойную работу уже устоявшихся и функционально годных для него человеческих институций — до того момента, когда «человекоданные» станут «даталюдьми» и ненужные институты все разом будут отменены.