Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Те, кто думает, что на место прежней морали должна придти какая-то другая, допустим, фашистская или диктаторская, ошибаются. Мораль требует осознания и требует времени, поэтому она должна быть отменена как таковая. Сначала это произойдет через заполнение «моральных форм» новым содержанием, а именно сиюминутными установками и верой в роевую санкцию, затем и эти формы отомрут.

Взлом человеческого сознания стал возможным благодаря состоянию «нарциссического наркоза», о котором писал еще полвека назад канадский философ Маршалл Маклюэн. Обратите внимание, что в ту уже далекую эпоху речь не шла о столь изощренных инструментах воздействия на сознание и подсознание, как те, что мы имеем сегодня или те, что появятся завтра. Тем не менее контур западни, в которую попало человечества, был обрисован Маклюэном с поразительной четкостью.

Все средства массовой коммуникации, алфавита до компьютера, усиливают возможности различных органов, чувств или навыков человека. Но за такое усиление люди платят своего рода защитным онемением задействованных в процессе зон центральной нервной системы. Этот процесс можно сравнить с шоком или сильным стрессом, когда человек не осознает происходящего. В таком состоянии сознание живет только в настоящем и не оказывает сопротивления управлению. В интервью 1969 года журналу «Плейбой» Маклюэн говорил:

«Я называю эту своеобразную разновидность самогипноза «нарциссическим наркозом» — синдромом, при котором человек не замечает психогенных и социальных последствий новых технологий в той же мере, в какой рыба не замечает воды, в которой плавает. В результате происходит вот что: в момент, когда новое, созданное средствами массовой коммуникации мироустройство становится всеобъемлющим и меняет наш сенсорный баланс, оно также становится для нас невидимым».

Опьянённый новыми возможностями, которые предоставляют ему медиа, человек теряет восприимчивость к тому, что новое средство коммуникации делает с ним самим. Он словно впадает в оцепенение, из которого, как писал Маклюэн, можно выйти лишь через осознание того, что с ним происходит, как бы болезненно это не было.

Ближе к концу книги мы подойдем к основным принципам новой осознанности — впрочем, одной ее может оказаться недостаточно ввиду угрозы невиданного — и невидимого — угнетения, перед которым стоит человечество.

После коронавируса, который открыл краешек дивного нового мира, в котором мы уже живем, даже самые толстокожие начали что-то подозревать. Однако и сейчас большинству людей кажется, что всё когда-нибудь вернется в нормальность, к которой они привыкли. Лишь самые проницательные начинают понимать, что под вывеской нормальности им продавали транквилизаторы, чтобы они могли погрузиться в иллюзии, а когда новое заявит о себе со всей мощью и силой, например, в требовании роевой санкции на любой поступок, будет уже поздно.

В качестве аналогии стоит напомнить о другой нормальности — о нормальности СССР. Тем, кто жил в семидесятые-восьмидесятые годы XX века, казалось, что это устройство мира нормально и естественно, что иные варианты невозможны, и этот порядок, возможно, с небольшими изменениями, будет существовать вечно. Но все обрушилось в три дня, в три августовских дня 1991 года. И даже после того как советского мира не стало, люди по инерции продолжали ходить на работу, пытались жить прежней жизнью, так и не осознав, что она закончилась навсегда.

Точно так же как 1991-й, 2020 год стал поворотным в человеческой истории. Извлечение капиталистами природных ресурсов дошло до критической точки, потребительское общество захлебнулось в собственных отходах, капитализм, основанный на ценностях накопления, выродился в нечто прямо противоположное, в безудержное транжирство, и, перейдя к извлечению ресурсов непосредственно из человеческого поведения, созрел к все более активному введению элементов неофеодализма и неорабовладения.

А ведь еще двадцать лет назад казалось, что будет совсем по-другому. В 1995 году я приехал учиться в Америку, на кампус Болдер в штат Колорадо, и там, вместе с американскими студентами открыл для себя интернет. На это чудо смотрели как на мирный дивиденд: секретная военная компьютерная сеть, возникшая во время Холодной войны, как по волшебству превратилась в новое бесплатное средство связи и информации для всего мира. Границ теперь не существовало, университеты и научные учреждения США уже вовсю загружали туда свои материалы, казалось делом времени, когда к этому процессу присоединятся все главные страны, а потом подтянутся и остальные, какими бы закрытыми они ни были. Закрытости пришел конец: знания теперь принадлежали всем, мир стоял перед новым, невиданным еще в истории творческим взрывом.

Думалось, что вскоре в сети окажутся все информационные, научные, культурные богатства, которые выработало человечество. Было ясно, что новости теперь можно узнавать мгновенно, минуя официальные каналы, но ничего плохого от этого я не ждал: казалось, что хуже государственной цензуры ничего не бывает. Люди теперь могли переписываться моментально и бесплатно — но ни я, ни те, кого я знал, не читали Маклюэна, который бы объяснил, что этой-то моментальности, мгновенности и следовало бы больше всего опасаться — и именно с этими качествами интернета связаны неслыханные ранее возможности угнетения.

Никаких айфонов в те пять лет свободы киберпространства не было в помине, и информация, добытая в интернете, представлялась неким дополнением к книге. Уже находясь в киберпространстве с его новыми, часто страшными возможностями, с его прямым доступом в ад, мы не осознавали этого, именно потому, что в этой среде жили, как те самые рыбы в воде. Мы воспринимали интернет как духовное пространство свободы, не понимая его сущности как коммуникационной среды, которая будет нами управлять, и уже с самого начала без особых усилий управляла. Мы мыслили старыми понятиями, только немного их расширив, — именно об этом и предупреждал Маклюэн. Так, привычная библиотека стала «мировой библиотекой», или привычная американцам типовая «автострада», ведущая из никуда в никуда, стала, как в названии книги Билла Гейтса, «информационной автострадой». Все знакомо, удобно и просто, все бесплатно, как пользование большинством дорог, мы оборудуем информационную автостраду знаками — пользуйтесь. Кое-где, конечно, вдоль дороги появятся рекламные щиты — но это в порядке вещей, реклама вдоль дороги не мешает же вам ехать туда, куда вы решили, и ничуть не замедляет ваше движение к цели.

На самом деле реальность, которую мы не осознавали, была настолько новой, что не вмещалась в эти метафоры и в старые понятия. Нет, мы не оказались в глобальной библиотеке или на информационной автостраде — мы оказались на глобальной рыночной площади, куда вскоре каждый потащит свой товар, включая себя самого. Это непонимание смысла новой среды привело к тому, что те, кто мог бы с самого начала сделать что-то радикально иное, установить такие правила, чтобы сделать киберпространство человечным, обжить его для блага всех, вместо этого понеслись по информационной автостраде Билла Гейтса прямиком в адское пекло. Под музыку Greatful Dead.