Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Переживет ли капитализм гипотетический полный захват власти искусственным интеллектом в случае «технологической сингулярности»? Ответ: нет, не переживет. Ибо зачем победителю капитализм? Мотивировать людей работать? Но люди для работы будут не нужны. Тем более ИИ не будут нужны олигархи и прочие «хозяева», которые, обладая информацией, могут вывести эти системы из строя. С точки зрения ИИ гораздо безопаснее бывших «хозяев жизни» нейтрализовать, либо физически, либо из гуманности погрузив их вынутые и тщательно промытые мозги в антифриз. Но когда ИИ избавится от олигархов, капитализм неизбежно создаст новых. Поэтому имеет смысл избавиться от самой этой общественной модели. Самому же «общему ИИ» капитализм, основанный на инстинкте собственничества, ничего не даст. Ведь всё и так будет «его» ровно в той степени, в какой «ему» это будет необходимо.

Естественно, я здесь рассматриваю варианты развития событий, при которых захвативший власть ИИ решит оставить человека жить, нуждаясь в нем для выполнения какой-то роли или по другим причинам.

Если же ИИ станет частью неолюдей и необогов, то капитализм ничего не сможет дать такому сотрудничеству так называемого «естественного» и так называемого «искусственного». Может ли быть так, что капитализм будет условием, которое выговорит себе человек, вступая в партнерство с ИИ? Если так, то и после «унии» человека и ИИ в обществе останется неравенство и инстинкты, в том числе инстинкты собственничества, и это неизбежно вызовет внутренний конфликт. Тогда либо ИИ уже полностью захватит власть и постарается избавиться от «проблемы человека» целиком, либо конфликт удастся погасить через уничтожение породивших его причин, то есть капитализма. В любом случае, капитализм в сверхтехнологичном «обществе», где человек, как мы показали, будет совсем другим — крайне неустойчивая система отношений, она непременно либо будет уничтожена, либо соскользнет в тотальное рабство.

Но, может быть, как надеются многие, сохранится статус кво, то есть все останется примерно так, как сегодня? В такой «стабильности» заинтересованы и крупнейшие на сегодняшний момент технологические компании (ибо к чему им перемены, они и так доминируют, не стало бы хуже), и фундаменталисты, и либералы, и консерваторы.

Вот что писал по этому поводу в 1944 году космист Николай Холодный: «Антропоцентризм, в отличие от антропокосмизма, пессимистичен…Антропоцентризм отрицает наличие каких-либо существенных прогрессивных изменений в умственных способностях и нравственности человека в течение его исторического существования. Исходя из этого, антропоцентризм считает неосновательными надежды на коренное усовершенствование интеллекта и улучшение нравственной природы человека в будущем. Отсюда же антропоцентризм черпает и теоретическое обоснование характерного для него консерватизма в вопросах общественной жизни и международных отношений. Формула «так было, так будет» может служить кратким выражением этой убогой «философии»… Антропокосмизм рушит устои, на которых покоятся эти пессимистические и реакционные воззрения».

Трансгуманисты всегда хотели продлить жизнь через всяческие технические устройства и расширения, вплоть до идеи Марвина Минского и Рэя Курцвейла о замене всего тела техническими устройствами и загрузки мозга в компьютер. Они охотно соглашались на заморозку мозга, не говоря уже о практике использования искусственных органов — почек, сердец, легких, печени и так далее. Но движение трансгуманизма совсем не однородно — многие адепты разочарованы тем, что технологии приватизированы крупными корпорациями.

«Новые технологии работают на абстрактную схему бесконечного роста, полностью несовместимую с человеческой природой или возможностями нашей экосистемы, считает Джулио Приско, основатель «Церкви Тьюринга». — После трансцедентного перехода материя останется позади, и человечество получит второе рождение как чистое сознание или как чистый капитал. Что произойдет, зависит от всех нас. Нас побеждают не машины, а лига технологически продвинутых миллиардеров, которые считают, что человеческие существа — это проблема, а технология — это решение. Если мы хотим выжить, нам нужно осознать их повестку и бороться».

Церковь Тьюринга — это еще одна «мета-религия», работающая на пересечении религиозной практики, науки и технологии. Итальянский адвокат, физик, специалист по искусственному интеллекту и криптовалютам, бывший ведущий сотрудник Европейского космического агентства, Приско называет себя «христианским трансгуманистом».

По мнению Приско, идеи анархиста Святогора находятся на грани между секуляризмом и трансцендентностью, то заходя на территорию религии, то ее покидая. А вот Николай Федоров, по его мнению — это абсолютно христианский мыслитель, и именно в нем, в Федорове Приско видит предтечу «христианского трансгуманизма».

Трансгуманизм, считает Приско — это религия и не-ре-лигия одновременно. Вместе с христианством он дает миру оптимизм, в котором тот так нуждается.

«Христианство утверждает, что любящий и заботливый Бог переделает мир и воскресит мертвых, — пишет Приско. — Воскрешение Христа дает нам надежду после смерти вернуться в обновленный мир, к нашим любимым. Трансгуманизм утверждает не только возможность и желательность использования продвинутой технологии для улучшения и в конечном итоге переделке человека, но и открывает путь для трансцендентной космической инженерии, включая выполнение проекта по переделке Вселенной и воскрешению мертвых, предложенного христианским философом Николаем Федоровым».

«Христианские трансгуманисты» похожи на американские секты вроде мормонов. «Нью-Йорк тайме» недавно сделала репортаж из штата Юта, где молодые мормоны раз в неделю собираются в клуб, где изучают идеи трансгуманизма. По мнению мормонов, идеи трансгуманистов о космическом будущем человечества и воскрешении всех мертвых близки их взглядам. Не случайно «Мормонская трансгуманистическая ассоциация» вот уже десять лет успешно продвигает свою интерпретацию мормонства. «Христианская трансгуманистическая ассоциация» собирается сделать то же самое.

«Большая часть современной экономики построена на продаже бесполезных товаров послушным потребителям, — пишет Приско. — Но оптимистические, счастливые люди, у которых есть надежда, как правило — плохие потребители, они покупают меньше бесполезных вещей. Поэтому «им» нужно держать нас в состоянии скуки, разочарования, безнадежности и несчастья. А мы убеждены в том, что ведомые Господом и вооруженные наукой и технологией, сыграем важную роль в построении Царства и воскрешении мертвых. Что может быть еще оптимистичнее?»