Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Приско считает, что «христианский трансгуманизм» поможет сегодняшнему христианству решить его главную проблему — что он якобы несовместим с наукой:

«Наука сегодня показывает, что реальность гораздо больше того, что мы о ней думаем, и что мы можем стать инженерами в рубке управления Бога. Вероятно, именно этого — того что мы построим Царство и воскресим мертвых — Бог от нас все время и ждал».

В своем бестселлере «Коннектом. Как мозг делает нас тем, что мы есть», профессор Принстонского университета Себастиан Сёунг пишет: «Трансгуманизм — это неизбежное логическое следствие Просвещения, которое вознесло на большую высоту силу человеческой мысли».

Просвещение, которое базируется на научном мировозрении, лишило многих людей чувства цели, считает Приско, а трансгуманизм призван вернуть его им. Основатель «Церкви Тьюринга» возражает против сравнения трансгуманизма с постмодернизмом и пораженческими культурными нормами последнего. По его мнению, трансгуманизм объявлен псевдонаукой как раз теми, кто взял в заложники Просвещение. Трансгуманизм продолжил идеи русского космизма, созданного Николаем Федоровым, и «синтезировал идеи просвещения и христианства».

Журнал Церкви Тьюринга предлагает новым адептам разделить «бунтарский, радикальный, отчаянный и витальный оптимизм трансгуманизма», и рисует картины прекрасного космического будущего, надежды на жизнь после смерти, пути продолжения разрыва между наукой и религией, спиритуальностью и технологией.

Но как насчет воскрешения искусственных интеллектов из мертвых? Основателям новых религий нужно быть готовыми без запинки ответить на этот вопрос.

Системы искусственного интеллекта стремительно ворвались в жизнь обычных людей, ломая базовые установки и модели поведения, которые складывались веками. В создание этих технологий и стоящих за ними идей вложены наработки множества блестящих ученых, философов, мыслителей. Среди них были верующие и атеисты, честолюбцы и бессребренники, идеалисты и скептики — но вряд ли даже самые циничные и равнодушные из них могли предположить, во что выльется их труд. А если сегодня оживить Аду Лавлейс или Виттгенштайна, Тьюринга или Гёделя, Кронрода или Циолковского, они наверняка были бы в шоке от того, что плоды их бессонных ночей используются горсткой законченных мерзавцев в столь низменных целях, для откровенного закабаления человечества.

Автономные роботы могли бы заменить человека на однообразных и тяжелых работах, помочь инвалидам и людям с ограниченными возможностями, работать в космосе, под водой или под землей. Нашлось бы системам искусственного интеллекта применение и в экономике — например, в планировании, и в науке, для проведения сложных экспериментов, и в юриспруденции — для поиска прецедентов, и в сельском хозяйстве. Но вместо главным применением систем искусственного интеллекта стали сегодня слежка за людьми, контроль над ними, их подавление и управление. Редко когда в истории человечества существовал такой разрыв между возможностями технологий и их реальным применением.

Ослабив национальные государства, транснациональные корпорации расчистили место Цифровому Левиафану. Они вводят нормы роевого сознания, тотальной прозрачности, выпалывая частную жизнь, уничтожая приватность, не считаясь с правом человека жить и работать вне оцифрованной реальности. Поведенческие данные пользователей используются цифровыми платформами для прямого управления поведением, причем не только экономическим. Тем самым перестраиваются не только человеческие, но и общественные отношения, человек взламывается на самом глубинном, ценностном уровне.

Сначала дети и подростки, а потом и взрослые перестают делать различия между реальностью и виртуальностью. Растет отчуждение и «капсулизация», наблюдается потеря базовых когнитивных компетенций. Потребление знания приобретает все более поверхностный характер, это приводит к росту дилетантизма и позволяет Левиафану все безотказней управлять роем и взломанными людьми через рой. Глубокие знания, особенно в естественных науках и в философии, сегодня нужны как никогда, и их можно сделать доступными для миллиардов людей. Инструменты образования доступны и разнообразны, и в других условиях это привело бы к новой эре Просвещения. Множество людей смогли бы заняться личностным ростом, познать себя и реализовать себя через это познание. Резко повысившийся уровень осознанности в массах людей привел бы и к переходу на новый уровень коллективного сознания, к открытиям новых взаимосвязей между природой и человеком, к действительному, а не мнимому прогрессу человечества. Направления развития были указаны в разработках русских космистов, таких, как Николай Федоров, Константин Циолковский, Александр Чижевский, французского мыслителя Тейяра де Шардена, многих других выдающихся философов.

Но, к сожалению, реальность сегодня такова, что нужен большой заряд оптимизма, чтобы верить в то, что человечество попросту переживет ближайший исторический период, не уничтожив себя. Общество все больше напоминает пчелиный рой, где индивидуальная свобода подчинена некоему «знанию системы» в целом. Через генерированные нейросетями импульсы, воздействующие на эмоции, система начинает управлять действиями людей, загоняя за определенные флажки. В таком обществе лишаются смысла такие понятия, как «свобода воли», «политика», и даже, при всей внешней персонализации услуг, «индивидуальность». Подчеркнул бы, что особенно сильно воздействие системы на самых юных, ибо они выросли в этом «улье», и не имеют опыта другого общества и других отношений. Люди больше не могут планировать вперед, общаться друг с другом, отучаются самостоятельно, без машин, принимать решения. Рукотворный цифровой Левиафан словно высасывает из людей способности, навыки, критичность, ответственность, умение сосредоточиться, и вместе со всем этим жизненную силу. Любое серьезное испытание, например, изменение климата и настоящая, а не выдуманная пандемия могут отбросить человечество на много веков назад, если вообще не уничтожить.

Об этом нужно говорить открыто: корабль человечества движется на скалы, а в командной рубке никого нет. Технократы обманывают нас и себя, если думают, что их автопилот сможет спрогнозировать все препятствия и сумеет подготовиться к любой неожиданности. Если не изменить курс, судно рано или поздно налетел на скалы, которые уже виднеются на горизонте.

Но что делать, если капитан запил, как Ефремов, и заперся в каюте, закрывшись на ключ и выбросив его за борт? Людям не остается ничего другого, кроме как самим научиться управлять судном, открыть капитанскую рубку, разблокировать штурвал, и, отключив автопилот, попытаться сменить направление движения. При этом надо понимать, что если мы будем сражаться друг с другом за право войти в рубку или выполнить те или иные действия, то мы тоже обречены. Вопросы управления кораблем не решаются силой, они решаются критическим разумом, который принимает решения, осознав все риски. Только в этом состоит наш шанс, и только все вместе мы можем это сделать.