Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Как на сломе любых времен, сегодня мы стоим перед выбором из крайностей, это время противоположностей. Хотелось бы представить это как битву добра со злом, столкновение осмысления и неосмысленности, сознания и возлезнания, ответственности и передачи решений машине, стремления к полноте и довольства пустотой, иными словами, битву человека разумного с человеком взломанным. Но не всё просто в этой битве, все мы немного да взломаны, даже те, кто не пользуется мобильным телефоном и живет на фермерских продуктах. Роевому сознанию противостоит не герой Муция Сцеволы, а индивидуальность, изверившаяся душа, запущенная и давно заросшая чертополохом, уставшая быть атомом, стремящаяся пусть даже в виртуальный коллектив фейсбучной группы, созданной, чтобы противостоять роевому сознанию. Люди, атомизированные мегаполисом, легко передают ответственность Левиафану, потому что в месте, где всё переплетено со всем, ты не будешь нести ответственности за всё и всех. Битва идет в каждой душе, выбор делается каждую секунду, и образы, созданные для вожделения, отключают сознание и волю, но чем ниже падает человек, тем порой резче он способен подняться. Эта странная война, о которой Хайдеггер писал смутно, но уверенно: «Готовится исторический момент, в котором крайние противоположности противостоят высшему решению».

В чем заключается высшее решение? Грядущая битва определит, обладает ли человек разумный в самом деле свободой воли. Если не обладает — человечество просто перестанет существовать. Не в один момент. Сначала всё омертвеет морально, и только наказание или поощрение, кнут или пряник будет определять поведение толп подопытных свиней и людей Илона Маска, слившихся в единое стадо.

Каждая из противоположностей будет противостоять решению. Каждая по-своему. Это и есть гигантский эксперимент, возможно, последний эксперимент, который человек ставит сам на себе. От этого решения не увернуться, оно покажет истинную сущность человека. Или он свободен, богоподобен именно в смысле обладания настоящей свободой — или он действительно состоит из телесных и ментальных, сводимых к телесным, желаний, — и тогда он проиграл, и ему суждено присоединиться к миллионам видов, отброшенных безжалостной эволюцией.

Боги, писал Хайдеггер, движутся к человеку издалека по длинному мосту. Человек должен пройти по этому мосту свою часть пути, это никто за него не сделает. Основатели, «закладывающие начало », должны даже превосходить богов, или ангелов в христианской интерпретации, ибо этим последним при всех удачах, дающихся им без труда, отказано в бездне. Отказано в бездне — значит, отказано в полноте Бытия. Лишь те, кто хорошо знакомы с бездной, но сумели преодолеть её, способны быть основателями. Если бы человек внезапно стал богом, он бы утратил возможность выбора и не мог бы быть основателем, чтобы пройти навстречу богам по лезвию бритвы, или по длинному мосту.

Именно поэтому сильных мира подталкивают к желанию «стать как боги» — приобретя цифровое бессмертие, они навсегда потеряют свободу. Не об этом ли написан «Фауст»?

Принять решающее решение человек может постольку, поскольку сохраняет возможность выбора. Человеческая сингулярность и будет следствием такого выбора.

Современный китайский философ Юк Хуэй выдвинул теорию того, как сочетание двух концепций — рекурсии ( recursion ) и contingency — непредвиденных обстоятельств — ведет к созданию и улучшению технических систем.

Перед системами искусственного интеллекта с самого начала встает вопрос постепенного роста от гетерономии к автономии, от централизации к самоорганизации, и в конечном итоге от неорганического к органическому.

Но если можно построить мир из неких самостоятельных и самодеятельных нейросетей, или нейромонад, нужно будет создать внутри них нечто, что сделает эти системы открытыми для непредвиденного и, в конечном итоге, для эволюции. У человека мы называем это «нечто» душой.

Каждое движение в таких сетях должно быть открыто для непредвиденных обстоятельств, contingency, и эти обстоятельства, сама их возможность будет, в свою очередь, определяет уникальность этого «организма», говоря по-научному, его сингулярность.

И именно после этих обстоятельств «грядут перемены». Получается, что в случае с душой концепция философа Юка Хуэя об одновременном воздействии рекурсии и contingency прекрасно работает!

Каждый раз когда душа отдаляется от самой себя, она оставляет свое отражение в следах, в том, что мы называем памятью, считает Хуэй. Именно память создает некое дополнение, которое свидетельствует о движении времени, в то же самое время модифицируя, меняя бытие, которое само есть время.

Получается динамичный органический процесс, когда каждое отражающее движение души оставляет след, как знак на дороге. Каждый след — это вопрос, ответом на который может быть движение всего целого — а это целое, если применить теорию Лейбница, или понятие фракталов, и будет вся Вселенная! Получается, что движение души действительно способно изменить не только разум, но и мир, Вселенную.

Мы уже отмечали, что человек, таким образом, послужит мерой Сверхразуму, который родится после гипотетической «декларации независимости» машины. Так парадоксальным образом будет реализована формула греческого философа Протагора «человек есть мера всех вещей».

Но после «декларации независимости» машины человек уже не может остаться прежним. Он тоже должен будет открыть собственное тело, закрытое от него десятки тысяч лет. Он должен будет обратить свой интеллект вовнутрь себя, причем сделать это не при помощи очередного посредника, инструмента и даже агента, а каким-то непосредственным образом.

Сейчас сознательное ощущение тела нам заменяют инстинкты, которые верой и правдой служили нам все эти тысячи лет. О них прекрасно написал Станислав Лем: «кто не способен настолько проникнуть в глубь себя, чтобы знать, зачем его телу пища, питье или соитие, того принудят к удовлетворению этих потребностей ощущения, скрывающие истинную цель».

Точно так же у машин были свои инстинкты — жесткие команды программы, не допускающие двух толкований: «если-то». Но машинное обучение аннулировало этот подход, убрало «машинные инстинкты» из системы и поставило на их место нейросвязи, возникшие в ходе обучения. Вернутся ли машины на каком-то этапе к жестким программным связям — или мы избавимся от инстинктов и распространим свое сознание на наше собственное тело, которое тогда заговорит?

Йоги пытаются заниматься именно этим: отказаться от инстинктов, игнорируя «программные команды», которые выдает телу окружающая среда. Они правильно видят в таком отказе источник силы и видят связанные с этим новые, беспрецедентные возможности познания. Но в процессе игнорирования запросов тела они выбрасывают его самоощущение — а это, как мы видели на примере людей, страдающих от расстройства деперсонализации, может быть путем в ад.