Александр Балыбердин - Былинки. Истории из жизни священника

Говоря о том, как много зависит от человека, я понимаю, что с этим согласятся не все. И это не удивительно. Ведь нас со школьной скамьи учили другому – главное, чтобы в стране было больше фабрик и заводов, школ и музеев, больниц и домов культуры, а какие люди в них работают – это все идеализм и потому не так важно.

Таково было материалистическое понимание жизни, на верность которому в советские годы должны были присягать все образованные люди. Без чего невозможно было поступить в институт, издать книгу, стать учителем, врачом, офицером или иным руководителем.

Сегодня об этом забыли, а тогда ни один студент не мог избежать лекций по марксизму-ленинизму. Который, конечно, все учили по-разному, но на экзамене должны были отвечать одинаково: первое – Бога нет и второе – кругом враги, а мы лучше всех. О чем советская пропаганда твердила десятилетиями.

Что же касается покаяния, смирения, милосердия и сострадания, то это все «поповские» слова, знать которые было не обязательно и даже вредно. Поэтому не удивительно, что ВУЗы стали не только «кузницей кадров», но также «кузницей книжников и фарисеев». Хотя абсолютное большинство выпускников вряд ли знали, кто это такие.

И я был таким же. Но, к счастью, грянула перестройка. Да, именно к счастью. Когда советским людям, впервые за многие годы, разрешили не «жить строем» – не ходить на обязательные демонстрации, не думать как все, иметь личное мнение и даже его высказывать.

Это продолжалось недолго. Но именно тогда в нашу жизнь пришли Булгаков и Замятин, Пастернак и Тарковский, Оруэлл и Хаксли, митрополит Антоний Сурожский, Мейендорф, Афанасьев, Шмеман, Керн, Соловьев и книги русских религиозных философов.

Но, главное, в нашу жизнь вошло Евангелие. Помню, что, впервые взяв в руки небольшую, изданную за рубежом Библию, я с ней не расставался и везде носил с собой, в студенческой сумке вместе с конспектами и учебниками.

Тогда газета нашего пединститута решила опубликовать несколько моих стихотворений, и меня попросили зайти к фотографу, чтобы сделать снимок. Фотограф усадил меня на стул, покрутил, повертел, а затем предложил взять в руки какую-нибудь книгу. Я достал из сумки ту самую Библию, раскрыл и спросил: «Пойдет?». Фотограф улыбнулся и щелкнул затвором.

Так в газете с шаблонным для тех лет названием «По ленинскому пути» появилась моя фотография с комсомольским значком на груди и раскрытой Библией в руках. И я не удивлюсь, если она раскрыта на 23-й главе Евангелия от Матфея со словами «горе вам, книжники и фарисеи». Почему тогда я не обратил на них должного внимания?

Причин тому много, и одна из них в том, что, по привычке советских лет, тогда я верил в силу технологий. Верил, что общество – это большой и сложный механизм, и, если какая-то деталь в нем вышла из строя, ее надо изъять и заменить. Например, заменить марксизм-ленинизм христианством, а компартию Русской Православной Церковью, и больше ничего и делать не надо. Все исправится само собой.

Тогда, как раньше любая бабушка знала, что не место красит человека, а человек – место. Следовательно, главное – не технологии, а человек. Но для того чтобы я смог открыть для себя эту простую истину, должны были пройти годы. И все же, благодаря перестройке, был сделан главный шаг: мы поняли, что государство – не Бог. А раз так, то надо Его найти!

Так мы пришли в Церковь.

Когда кто-то впервые готовится к причастию, я всегда стараюсь эту подготовку облегчить. Хотя бы на первый раз. Потому что вспоминаю, как сам впервые причащался. Было это так.

Незадолго до окончания пединститута мне удалось организовать встречу студентов с секретарем Вятской епархии протоиереем Валентином Чаплиным. После которой, провожая о. Валентина, я спросил, как можно причаститься, и священник ответил: «Приходи в субботу в Епархиальное управление». Ну, я и пришел, абсолютно уверенный в том, что именно там все и произойдет.

В те годы епархия помещалась в доме на ул. Герцена, а кабинет секретаря в пристрое над гаражом. Я сел на стул дверей и жду. Выходит отец Валентин.

– Ты чего здесь делаешь?

– Вот пришел исповедоваться и причаститься.

– Вообще-то это происходит в храме, – удивился священник, после чего бросил взгляд на стоявшие в углу приемной большие напольные часы.

– Впрочем, может, мы еще успеем. Внизу стоит машина. Спускайся! Я за тобой!

Воспоминания следующих минут до сих пор во мне живы настолько, что о них хочется рассказать в настоящем времени.

Весело сбежав по лестнице, мы прыгаем в машину и мчимся в Серафимовский собор. Тормозим у входа и видим, что церковь битком набита людьми, в нее не войти, а служба почти закончилась.

– Пройдем через алтарь! – Отец Валентин показывает на маленькую дверь с торца здания. – Иди за мной и ничего не трогай.

По узкой, крутой лестнице поднимаемся в алтарь и дальше, мимо престола, проходим на солею. Отец Валентин ставит меня перед аналоем с крестом и Евангелием, исповедует и накрывает епитрахилью.

– Молитвы прочитал?

Я киваю головой. Хорошо, хоть это догадался сделать.

Отец Валентин показывает в центр храма.

– Видишь, люди подходят к Чаше и причащаются? Иди туда, встань в конец очереди, и смотри, что и как. Но, главное, в чем исповедовался, тем не греши и вот, еще…

Отец Валентин наклоняется ко мне и серьезно, так, чтобы я хорошенько запомнил его слова, говорит:

– Больше никогда так не делай, но готовься к причастию, как положено. Три дня попостись и все, что следует прочитать, обязательно прочитай. Договорились?

Я снова киваю, и, спустившись с солеи, встаю в конец очереди и причащаюсь.

Что стоило о. Валентину, 60-летнему священнику, секретарю епархии, посмеяться над наивностью студента, пришедшего причащаться в Епархиальное управление и выставить меня за дверь? Но, подобно тому, как добрый пастырь радуется заблудшей овечке и, взвалив ее на плечи, несет в родной дом, также и он тогда все отложил и привез меня в Дом Божий.

Никогда об этом не забуду, и уже много лет поминаю о. Валентина в своих молитвах, с недавнего времени, за упокой. После Вятки он еще долгие годы жил и служил в Москве – в Казанском соборе на Красной площади и на Крутицком подворье. А я через десять лет после этого случая, который сегодня вызывает у меня добрую улыбку, стал священником и секретарем Вятской епархии.

Вот какие бывают повороты судьбы, и счастлив тот, кому доведется встретить на своем пути таких людей, как протоиерей Валентин Чаплин. Вечная ему память!

Бывают ли чудеса? А вот, послушайте.

В начале марта 1997 года мне выпала командировка в село Рябово, на родину художников Васнецовых. Тогда там, на территории музея, заканчивали строить деревянную церковь, и пришло время ставить иконостас. Что вызвались сделать Вятские кустарные мастерские, в лице Олега Чарушина, которого мне предстояло сопроводить.